несоизмеримы — но и тут в итоге люди решают: на какие дела отдать свою энергию, во что воплотить! А это — будто нагнетаются пустые метания и раздражённо-безразличное отношение ко всему. Кому-то плохо — должно быть плохо всем; чего не хочет кто-то — должны не хотеть все; и все виноваты, что кто-то «не имеет необходимого» — но невозможно понять, кто и чего. А уж что получается, если обратится к так называемой теории потребностей… — вдруг решился Джантар высказать то, о чём думал давно. (Тетрадь с этими размышлениями и лежала на столе в то утро, когда он решил подняться на стройку.) — Если коротко: выделяют, как правило, четыре уровня потребностей живых организмов, которые появляются на разных стадиях эволюции… Первый — чисто биологические: в пище, воде, воздухе, иногда сюда относят и самосохранение. Они свойственны уже самым примитивным организмам, которые способны только элементарно реагировать на физические и химические раздражители. Второй — продолжение рода, забота о потомстве, ну и наверно, самосохранение надо отнести сюда же. Ведь тут недостаточно элементарных реакций — нужна нервная система, внутренний образ себя и внешнего мира, способность целенаправленно реагировать на раздражители, анализировать информацию об изменениях в себе и окружающей обстановке, принимать адекватные решения. Так что — уровень организмов посложнее: членистых, моллюсков, вторично-радиальных… Третий уровень — эволюционное приобретение существ достаточно высокоорганизованных, чтобы осознавать себя частью группы себе подобных, и связаны именно с этим: признанием группой как «своего», занятием возможно более высокого положения в группе; сюда же относится потребность верить во что-то, объединяющее группу, как бы общую цель и высший смысл — например, это может быть совместная борьба против общего врага… И наконец, четвёртый уровень — мотивации исключительно разумных: познание себя и мира, своего места в нём, цели и смысла жизни, вопросы переустройства окружающей реальности соответственно своим целям… Но получается — нам предлагают отвергнуть потребности четвёртого уровня, как якобы ведущие в тупик, и ограничиться… мотивациями третьего? Более высоким положением в группе, междоусобной борьбой групп, как в дикой природе — и только?
— Но почему потребность в вере относится к третьему уровню? — спросил Ратона. — Нет, конечно, примитивная религиозность далека от познания и самопознания, но разве и это — не чисто человеческое? Разве подобное есть в дикой природе?
— Сложный вопрос, — попытался ответить Джантар. — Речь, собственно, о групповых идеалах и необходимости верить во что-то, не проверяя постоянными сомнениями — а не о высшем духовном поиске. Вера в то, что объединяет группу, противостоящую кому-то… И именно — одинаковых против отличающихся. Хотя и странно, как задумаешься: принято считать, вера — нечто высшее, духовное… А фактически корень такой веры и идеалов — выбраковка отличающихся от стандарта в дикой природе. Что, может быть, там и целесообразно — но среди людей вырождается в бессмысленную ненависть к тем, кто непохож на большинство…
— Да, но мы — люди! — не выдержал Лартаяу. — И должны понимать, что не суть важно, какого размера группа: двор против двора, или армия против армии! Важно, что разумным нечего делить так, как диким хищникам — они выше этого, у них — иное, более достойное предназначение! А теперь это предназначение предлагается отнять, и чтобы мы жили, руководствуясь дикими инстинктами? «Местное своеобразие» — территориальный инстинкт, переусложнённая, ненужная ни для какого дела, служебная иерархия — ранговый, и тому подобное? И это — те самые «иные ценности»? К ним нас хотят вернуть, как к высшей простой правде, что не испорчена цивилизацией?
— А у нас, чхаино-каймирской расы, исходно и была единая общность… — напомнила Фиар. — Одна большая страна одной культуры. А у других различие родов, племён, вер — какая-то роковая грань. И потом так же поделили нашу единую страну на клочки своих исключительных интересов… Раньше человеку было достаточно, что он человек — а тут уже вопрос: чей подданный, свободен ли лично? Дикий для нас — но естественный для них, кого не смущало, что разумный может быть лично несвободен. Нo так приходишь к совсем пугающим выводам: одни народы, одни расы — ближе к дикой пpиpоде, к инстинктивному мышлению, чем другие… Кому-то ближе цивилизация, кому-то — дикость…
— Не хотелось бы так думать… — неуверенно ответил Лартаяу спустя несколько мгновений тишины. — Но почему-то одни народы создают великие культуры — а другие, даже соприкасаясь с ними, продолжают оставаться в дикости! И ещё уверены: те что-то должны им на их бедность? Хотя не скажешь, что как люди слабее и глупее тex… Наверно, дело в законах и обычаях: у одних — благоприятствуют личности, а у других — подавляют… Но вопрос: откуда сами разные законы, обычаи? И что заставляет цепляться за худшие, зная, что есть лучшие?
— Свобода — ещё и бремя выбора, — ответил Ратона. — А так — готовые ответы на все случаи жизни, правда, в привычных условиях. А в непривычных готового ответа нет — и начинается истерика: любой ценой удержать старое…
— Это могут позволить себе примитивные, малообразованные люди, — не согласился Лартаяу. — А не те, кто у власти, или разрабатывает прогнозы и анализы в секретных институтах. Но если и они только способны констатировать ожидаемый крах цивилизации… И им нечего нам предложить — и безразлично даже, каким станет мир ко времени их возвращения в него…
— Они и это всерьёз не принимают, — напомнил Талир. — У них иной взгляд: отбыл, отслужил своё детство — всё, он высшее существо, низшими пусть будут другие. Дальше собственного пожилого возраста не заглядывают. Чем мы тоже отличаемся от всех остальных культур…
— Но я говорю о тех, кто по роду работы должен адекватно воспринимать реальность, — повторил Лартаяу, — Или они тоже думают: на наш век хватит — а дальше пропадайте? И не возникает мыслей о каком-то другом собственном детстве — в условиях, которые сами закладывают сейчас? Или уже и им настолько всё безразлично?
— Похоже, — ответил Ратона. — И нам внушают: смиритесь, надеяться не на что, впереди — худшее из того, что уже было…
— Да, но право на введение местных законов… — вспомнил Минакри. — Ещё до всего этого, даже до той экспедиции, и сразу ничем не обоснованное — но как потом сошлось с остальным! Вот что не могу понять…
— Наверно, сперва подразумевалось иное, — вдруг понял Джантар. — А потом сообразили, как можно использовать в новых условиях — и пошло…
— А что подразумевалось? — переспросил Минакри. — И зачем могло быть нужно? А получилось — будто кто-то заранее заложил очень тонко рассчитанную мину под всё общество, ход его развития! Ведь сразу вопрос: как определить, чьи и какие интересы требуют защиты? И на практике под защитой — тот, кто в равных, честных условиях заведомо проигрывает! Значит — такой расчёт был сразу?
— Давайте рассуждать так, — предложил Итагаро. — Какая идея была провозглашена ещё раньше? Дать каждому всё нужное для раскрытия его способностей, и устранить все внешние препятствия к этому? И остались только внутренние, связанные с личным несовершенством самого человека! И никаких оправданий теми, внешними! Наоборот, получалось: создали все условия — а ничего в себе не раскрыл, так как нечего раскрывать! Слишком очевидно предстал со своей неприкрытой неполноценностью! И понадобилось благовидное оправдание: почему таким нечего дать на общие цели единого человечества? Объяснить: чем ущемлены те, кто не ущемлены ничем?
— Подожди, но разве идея дать каждому всё была реализована на практике? — возразила Фиар. — Её только провозгласили — а практически воплощённой никто не думал объявлять!
— Я и объясняю, почему опасно было доводить до практического воплощения! И как раз подвернулась идея ущемлённых малых групп — и вспомнили о праве вводить местные законы! И как раз тут получилось: кто-то не хуже остальных, он просто другой! Это если, наоборот, превосходишь средний уровень, больше хочешь и можешь — найдут, в чём ты хуже кого-то, и права на своеобразие не будет… Но и то показалось мало — и пошла в ход идея «нормального ребёнка», «простого человека», которому не осилить современный уровень знаний…
— И как раз тут — никакого своеобразия, — согласилась Фиар. — Зато сколько абсурда… Программа учёбы так расписана по неделям и полугодиям, человек — будто на конвейере. Не может изучать то, что интересно сейчас, должен — что требуется по программе… Хотя что-то ещё неинтересно, непонятно, не возникло вопросов — а уже называют готовые ответы на них! И постоянно переключаться на то, о чём в данный момент не думал, запоминать то, что не интересует — хотя возможно, сам увлёкся бы год спустя…
