Деон только плечами пожал. Может, он и вправду был тогда менее почтителен, чем сам того хотел, но не идти же было на попятный.
— Не моя вина, что меня учили сказкам.
— Это ты слово божие называешь сказкой? — Теперь голос отца звучал жестко и резко, как удары зубила, которым он срубал с металла заусенцы.
— Да пойми, отец, каждый знает, что Библия — это никакое не откровение. Всего лишь собрание древних преданий…
— Ты что, коммунистом заделался в этом своем английском университете? Насмехаешься над словом божиим!
Они смотрели друг на друга, разделенные замасленной, местами покрытой пятнами и подтеками бурой ржавчины станиной помпы. Янти смотрел то на одного, то на другого. На лице его застыл испуг.
— Это ты насмехаешься над тем, во что верю я, — с горечью возразил Деон.
Отец помолчал, потом, подумав, сказал медленно, точно ему с трудом давалось каждое слово:
— Что ж, извини, здесь я виноват.
Деон немного растерялся, но раздражение по-прежнему не покидало его.
— Это ничего не меняет. Суть в том, что иудейские священники собирали легенды, где могли, среди других племен и пародов, а потом свалили все в кучу, так что Библия не более как…
— Я не допущу богохульства на моей ферме, — сказал отец. Лицо у него побелело, на скулах вздулись желваки.
— Говорить истину — значит богохульствовать?
— И Пилат сказал ему: «Что есть истина?»
— Цитаты ничего не доказывают.
— Лучше говорить словом божиим, нежели разглагольствовать о раковинах и обезьянах.
— Оставим это, тебе не понять, — потеряв терпение, сказал Деон.
— Может, я и не понимаю тебя. Но я знаю: нам нужно слово его. Мы, заблудшие дети, в мире сущем, и нашими маленькими умишками восстаем против промысла божьего, а то и предаем его грехами дел наших. Только слово поможет нам остаться на стезе его. Ты станешь ученым, не фермером. Бот унаследует ферму как старший. Но в глазах бога оба вы будете равны, если станете следовать воле его.
Доказывать что-либо дальше было бесполезно.
С научной точки зрения доводы отца не выдерживали критики. Бессмысленное ханжество, опровергнуть которое любой человек, знакомый с основами логики, мог в несколько минут.
Но его отца ничто не могло переубедить. Если уж он забрал что-нибудь в голову, сдвинуть его с места, даже на волах, никому бы не удалось. Это упрямство было фамильной чертой, характерным для них изъяном, которым все они, как ни странно, гордились. Даже об этой скважине, где стоял насос, ходила такая легенда: бурили скважину еще при деде, сорок один год назад. Приехал мастер-изыскатель, посмотрел место и уехал, объявив, что воды здесь нет. А дед был уверен, что вода есть. «Бурите», — распорядился он. Начали. Восемьдесят футов прошли — глубже в округе никто не бурил, — а воды все нет. Буровики говорят: хватит, мол, зря стараемся, а старый ван дер Риет знай свое: «Пойдем глубже». Прошли еще сорок футов — ни следа воды, гранит да гравий. Мастер тут вконец отказался бурить дальше, а дед стал у машины, скрестив на груди руки, и говорит: «Я плачу. Бури дальше».
На сто пятьдесят шестом футе они дошли до такой воды, что неделю после помпа справиться не могла: ее, как заводную, напором крутило.
Кто-то легонько тронул Деона за плечо. Он, вздрогнув, оглянулся: Робби. Умный, серьезный Робби, вечно прикрывающийся дымовой завесой из шуточек и острот. Он улыбался Деону.
— Расслабимся, старина. Может, все еще и обойдется.
— Не обошлось вот, — сказал Деон и усмехнулся. Робби тоже.
— Я вниз, в кафетерий. Идем?
— Ja, конечно.
Они вместе спустились по крутым ступенькам. Робби что-то болтал о девушках и выпивке. Деон, не слушая, отвечал наугад. Он все думал об отце.
В этом весь он, его отец. Соседи так и звали их «твердолобые ван дер Риеты»; отец был настоящий ван дер Риет и гордился этим. Прав или не прав — середины быть не может. К тому же он всегда знал, прав или нет. И если что-то решал, то переубедить его было уже невозможно.
Способен ли он смириться с том, что сын его, ван дер Риет из Вамагерскрааля, спал с девушкой и сделал ее беременной, не имея при этом ни малейшего намерения жениться? Сможет ли он вообще поверить, что такое возможно?
Никогда, подумал Деон. Никогда, даже через миллион лет. Даже через шестьсот миллионов лет, подумал он, чуть ли не с гордостью от сознания, что способен шутить в эту минуту.
Смирившись с том, что таково положение вещей и оно, увы, не изменится, Деон последовал за Робби и через вращающуюся дверь вошел в студенческий кафетерий.
Они остановились у самых дверей, ища глазами свободные моста за столиками. Цветные студенты сидели на своих обычных местах у входа. Двое горбились над шахматной доской, остальные толпились вокруг и молча следили за игрой. В дальнем углу в одиночестве сидел Филипп Дэвидс. Перед ним был раскрытый учебник — он пристроил его на столе как на пюпитре и ел, не отрывая глаз от книги. Он не поднял глаз и когда они проходили мимо, направляясь к стойке, и когда возвращались с тарелками (был день риса с карри: шеф-повар малаец, дай ему волю, ничего другого и не готовил бы).
Робби хотел было пройти мимо, к столику у стены, но Деон задержал его.
— Здесь, — сказал он и выдвинул для себя стул рядом с Филиппом.
Филипп и Робби, не скрывая удивления, смотрели на него. Конечно, все расы были здесь равны, но смешивать их почти никому не приходило в голову. Деон вспомнил, как раздражало его то, что он увидел тут, впервые перешагнув этот порог шесть лет назад (казалось, чуть не век назад: неужели он и вправду когда-то был тем самым восемнадцатилетним юношей, почти ребенком, только что окончившим школу в своей глуши?), а он увидел, что темнокожие свободно общаются с белыми. Особенно возмущался он, когда встречал белых девушек в обществе цветных. А находились такие, что даже подчеркивали свою дружбу с цветными парнями. Теоретически, конечно, он был подготовлен к этому, когда выбирал именно этот университет. Но все-таки одно дело иметь представление, а другое — когда своими глазами видишь. Чувство напряженности и внутреннего несогласия не оставляло его по сей день, хотя только он об этом и знал.
Спроси Деона, что его толкнуло сесть рядом с Филиппом, он не ответил бы. Может, он поступил так из-за того, что произошло раньше, в аудитории. А может, нет. Тем не менее он решительно опустился на стул рядом с Филиппом, и после минутного замешательства Робби последовал его примеру.
Филипп ел бутерброды, доставая их из толстого бумажного пакета. Он смахнул со стола крошки в ладонь и, не сводя глаз с Деона, убрал со стола учебник, освобождая место. Деон взглянул на корешок.
