жизнь, изучая содержимое нашей кометы. Рано или поздно каждый из нас умрет, как все нормальные люди. Но перед этим мы сделаем все, что нужно, и наши виртуальные копии заживут самостоятельной жизнью. О том, что там внутри кометы, у Асеева сведения есть, но он ими не делится ни с кем. Так прямо и говорит: 'Там есть разное и много. Вот оседлаем – все всё узнают'. Отчасти я его понимаю. Если эти сведения попали бы в открытую печать раньше срока – комету бы нашли и разорвали на куски другие фанатики.
– Но, в конечном итоге, на финише, кто-то же должен будет начать веселиться с гуриями. Иначе зачем все это нужно?
– Да, я на это надеюсь.
– Но тогда в астероид должен как-то попасть биологический материал. Как вчера выразился Сюняев, это должен быть некий аналог Ноева ковчега.
– Совершенно справедливо. Мои сомнения как раз и упираются в вопрос: как биологический материал должен был попасть в комету, если бы Асеев, не развернул свою деятельность? Какой механизм предполагали создатели?
– Ну, допустим, можно расшифровку генетического кода передавать с Земли на комету. Тогда никакого биологического материала не требуется.
Бодун скривился:
– Тогда, как минимум, на Земле нужно иметь систему анализа, а внутри кометы иметь агрегат для изготовления биологических существ в походных условиях способом, отличным от общепринятого. И потом, генетического кода недостаточно. Нужно описание человеческой клетки, и агрегат для ее сборки на молекулярном уровне. Все это сложно и не очень надежно. Нет, в этом деле я бы не взялся заменить природу. А тогда возвращаемся к готовому биологическому материалу, и к вопросу о том, кто бы его мог с гарантией доставить в комету, не подвернись под руку Асеев.
– Угу… Сейчас понятно: две тысячи человек, материала можно добыть сколько угодно.
– Именно. Но в том то и дело, что я в своем мозгу никак не могу совместить добросовестность создателей 'репликатора' с порывом Асеева. – Бодун обхватил челюсть рукой и уставился на меня. – Можно, конечно, предположить, что создатели еще в те давние поры взяли да и загрузили в комету то, что было. Скажем, у неандертальцев яйцеклетки отобрали. Ну, и, там, фауну и флору, какая попалась под руку…
– Хорошая мысль! Я бы именно так и поступил, – поддержал я. – После этого по ходу истории собираем в камешки личности, содержимое камешков передаем в комету, комета прилетает на место, из яйцеклеток выращиваются неандертальцы, в их головы подселяют личностей из камешков…
– И мы имеем перед собой Петра Яновича Гирю в его истинном обличии, – бодро подхватил мою мысль Бодун.
– Совершенно справедливо. Правда, не здесь, а где-то там, в далеких мирах. Здесь мы его уже имеем в натуре.
– Мне от этого не легче – я как раз улечу к далеким мирам… Но если серьезно, схема интересная. Она хоть как-то объясняет порыв Асеева. Его, допустим, вариант с неандертальцами не устраивает, поэтому он берет с собой команду, надеясь в полете разобраться, как можно заменить клетки неандертальцев на клетки нормальных людей.
– Могу эту схему усилить. Вот эти две тысячи добровольцев – это ведь наиболее активная и дееспособная часть человечества. Их материал дорогого стоит. Элита, прошедшая через годы конспирации! Именно такие и понадобятся на месте в первую очередь. А хлюпикам, нытикам, маловерам и лицам с бюрократическими наклонностями там не место! – произнес я с нарочитым пафосом.
Бодун искоса на меня взглянул и криво ухмыльнулся.
– Вы знаете, – сказал он, – у вас, судя по всему, очень здоровая наследственность. Почему бы вам ни присоединиться к нам?
– Да нет уж, – сказал я. – Мы уж как-нибудь тут будем улучшать породу…
– Жаль. Здесь и без вас найдется, кому ее улучшать. А у нас каждый такой индивидуум будет на вес… хм…, – произнес он, многозначительно не закончив фразу.
– Благодарю за высокую оценку моих скромных возможностей, но, однако же, я так и не сумел помочь вам разрешить ваши сомнения. У вас, кстати, есть какой-то отбор?
– Какой-то есть. Но он носит, скорее, естественный характер.
– И что же… Есть женщины?
– Есть.
– Много?
– Примерно две пятых состава.
– Хм…
– Что 'хм'? Много? Мало?
– Не в этом дело. А если пойдут дети?
– Дело житейское. Мы препятствовать не собираемся.
– То есть, о возможных социальных проблемах вы не думали.
– Мы думали обо всем и по много раз – время было. Я не специалист по социальным проблемам. Но думаю, что мы адаптируем наше сообщество к условиям полета.
– Возможно, вы и адаптируетесь. А дети? А их возможные дети? А впереди сотни тысяч лет?
Бодун поднял руки вверх:
– Вы полагаете, я знаю ответы на эти вопросы? Нет, не знаю… Но у меня есть встречные вопросы. Вы остаетесь здесь. Впереди сотни тысяч лет. Что вы будете делать? Я вам отвечу. Основная часть будет сидеть, киснуть и познавать самих себя. Придумают такие вот ящики, и углубятся в собственное воображение. Но другая часть, небольшая и очень активная, все равно куда-то рванет! Вы скажете: 'мы построим звездолеты на фотонной тяге, мы полетим со скоростью света, и нашей жизни хватит, чтобы долететь до звезд'. Возможно, когда-то вы построите звездолеты, хотя я сильно сомневаюсь, что их скорость приблизится к скорости света, поскольку я физик, и считать умею. Такие штуки строить не очень рентабельно с точки зрения ресурсов Солнечной системы. Но даже если это случится, звездолеты улетят безвозвратно. Понимаете? Им некуда будет возвращаться, потому что на Земле за время полета пройдут тысячелетия. Они даже не будут знать к моменту возвращения, существует ли такое место: Земля. Их возвращение бессмысленно. Запомните хорошенько: звездолеты не возвращаются, что бы там не писали наши фантасты. А это значит, что те, которые улетят, все равно должны будут адаптироваться сами и адаптировать своих детей, если они родятся в полете. И никакой принципиальной разницы между нами и ими я не вижу. Вот поэтому я лечу с Асеевым, а вовсе не потому, что он меня в чем-то убедил. Я по натуре авантюрист и бродяга. Короче, рисковый парень. Я не могу долго сидеть на одном месте. Я хочу попробовать и то, и это, и пятое, и десятое. Вы читали наш меморандум? Помните, что там написано про разделение на психотипы. Вот я и есть такой психотип – Номо Галактикус! И наверное почти каждый из наших такой же. А вы пытаетесь держать нас за штаны. Так мы и без штанов улетим!.. Ну а в довесок к этим аргументам можете перечитать мою статейку. Когда я ее писал, я уже познакомился с Асеевым, но ни про ящики, ни про комету еще ничего не знал.
– Могу сказать только одно: ваша позиция, в целом, не лишена привлекательности, – я улыбнулся.
– Она наполнена здравым смыслом до краев! – гордо и независимо произнес Бодун.
– Кое-какая приватная информация. Я поинтересовался у виртуального Гири, что, по его мнению, могут означать избыточные двадцать шесть процентов. Он сказал, что эти проценты, почти наверняка, означают содействие. Исходя из этого, если вы сообщите мне ваши потребности, то я, при случае, мог бы передать их реальному Петру Яновичу.
Бодун устало прикрыл глаза ладонями и глухо произнес:
– Мы люди гордые, в подачках не нуждаемся, но…
– А именно?
– Нам нужен 'Челледжер'.
– Почему именно он?
– Научное судно. Лаборатории, астрофизические инструменты, дальняя связь. Возможно, комета окажется нам не по зубам, и мы потерпим фиаско. У нас будет хоть какой-то шанс вернуться, если вовремя принять решение. Да и в любом случае иметь связь полезно. Мы ведь люди, в конце концов…
– Да, – сказал я. – Мы тоже, хотя и гордые, но все же люди. 'Челленджер' Сюняев уже вычислил. Что
