что они с моим.., этим, как его,.. выделывали в виртуальной реальности, я ему уши оборву!
– Тогда уж логичней вырвать язык, – заметил Сомов. – Но, о чем, собственно речь?
– Погоди, Володя, дай мне закончить, – отмахнулся Гиря. – Что касается Кикнадзе, Штокмана и Карпентера, я их сам в свое время обо всем проинформирую во всех деталях. Они народ необидчивый – поймут. А лишний риск утечки информации мне ни к чему… Теперь, Глеб, рассказывай о визите к Бодуну. Без эмоций, но с деталями.
Я начал рассказывать. Я старался все излагать сухо и максимально подробно. Разумеется, я умолчал кое о чем, в частности, о том что Гирей обещано содействие. Я решил, что будет лучше, если этот момент он озвучит сам. Соответственно, я умолчал и о пожеланиях Бодуна.
По мере того, как я рассказывал, на лице Сюняева все явственнее проступала гримаса недоверия. Сомов же не проявлял никаких эмоций.
Когда я закончил, Гиря сказал:
– Я владею кое-какими дополнительными фактами. Но сначала хочу услышать ваше мнение. Ты, Валера, как вроде не веришь своим ушам. Я тоже испытал на себе это неприятное м-м… недоверие, но немного поразмыслив, пришел к выводу, что никаких доводов, подтверждающих его обоснованность изобрести не могу. В твоем интеллектуальном арсенале есть разные логические трюизмы. Самое время их сейчас продемонстрировать изумленной публике.
– Знаешь.., – Валерий Алексеевич потряс руками. – Все это настолько дико и фантастично, что…
– Да, – обронил Сомов. – Это впечатляет. Но для меня, лично, теперь многое становится на свои места. Меня даже не смущает тот факт, что виртуальный Гиря так буднично воспринимает свое состояние. Хотя он, как я понял, оказался в весьма необычном положении. Так вот, после аварии я лежал в клинике. Был момент, когда и я, и тот, второй Сомов, существовали одновременно в одной голове. Это трудно передать, но мы как бы стояли один против другого, а наше общее тело было для нас чем-то третьим. И как бы задавало немой вопрос: 'что мне делать?'. Я первый сообразил, кто мы и где мы. И сказал ему: 'давай ты!'. Потом наблюдал за событиями как бы со стороны, и мое бытие стало каким-то рваным…
– Володя, поговорим об этом позже, – мягко перебил Гиря. – Констатирую. У меня больше нет сомнений в том, что некая группа людей во главе с Асеевым создала м-м.., скажем так, консорциум, и в течении примерно семи лет готовила полет за пределы Солнечной системы, имея целью основать дочернюю цивилизацию. Сейчас они, в основном, уже готовы к старту. Какими дополнительными средствами располагают, вам известно. Главный вопрос, который мы, здесь сидящие, должны решить пока только для себя – я это подчеркиваю – что нужно делать исходя из интересов нашей цивилизации? Опять подчеркиваю: цивилизации в целом, а не тех или иных ее частей. Возможные ответы: игнорировать, помочь, воспрепятствать.
– Петя, – голос Сюняева дрогнул. – Что ты такое говоришь! Как мы можем препятствовать? Разве мы имеем на это право? Неужели… Это ведь… Это преступление. Этого нельзя делать!
– Валера, родной, – Гиря поднял ладони кверху, – я всего лишь отчетливо сформулировал варианты. Так я поступаю всегда. Если проблема конкретная, я подхожу к ее решению конкретно. Вот сейчас некая проблема конкретизируется прямо на наших глазах. Все возможные с нашей стороны реакции я перечислил. Рассматриваю реакцию 'воспрепятствовать'. Беру в расчет все последствия. Ущерб наносится? Практически, никакого. Наоборот, утиль с орбит исчезает. Люди гибнут? Ну, в каком-то смысле, да. Они ведь не вернутся, то есть исчезнут. Но исчезнут добровольно, и даже во имя какой-то высокой цели… Требуются значительные затраты ресурсов? Никаких!.. Моральный ущерб наносится? Тут могут быть разные мнения. Но особого ущерба я не прогнозирую, если конечно… Что еще? Все! Никаких оснований препятствовать я не вижу. Пусть летят. Обрати внимание: мне совершенно не понадобились эмоции.
– В тебе погиб выдающийся бухгалтер, – сказал Сюняев желчно.
– Ничего подобного. Он во мне живет и процветает. Ведет баланс условий, обстоятельств, действий и последствий этих действий. Я, как ты заметил, не взял на себя роль Христа, и не хочу страдать за все человечество, или какую-то его часть. Но считаю, что имею право взвешивать последствия и за всех скопом, и за каждого в отдельности… Твое мнение, Володя?
– Я согласен с Валерием. За все человечество решать не могу, но лично я препятствовать не считаю возможным. Из оставшихся вариантов я склоняюсь к 'игнорировать', – сказал Сомов.
– Ты, Глеб?
Я подумал немного, как сформулировать свое мнение, но изящные формулировки на ум не приходили. Гиря вел разговор в деловом ключе, а мне в голову лезли какие-то лозунгоподобные фразы. Поэтому я сказал без выкрутасов:
– Я безусловно за вариант 'содействовать'. Если он возможен.
– Ага! Наметились разногласия. Это хорошо, – буркнул Гиря. – Ты, Валера, можешь отчетливо сформулировать свое мнение?
– Я выступаю за вариант 'благожелательно игнорировать'.
– И что означает сей гибрид предложных вариантов? Сказать им, что мы бы и рады, да у нас, мол, самих трудности и обстоятельства? Или проводить с оркестром и памятник поставить?
– Просто, по-человечески, я их понимаю…
– А как не понимаешь? – заинтересовался Гиря.
– Ну, все-таки это… э-э… нарушение… Какое-то пренебрежение ко всем остальным, недоверие что ли к нашим возможностям… Я имею в виду человечество…
Я не берусь описать мину, которую на лице состроил Гиря.
– Валерочка, ну что ты плетешь! Он, видите ли, обижен за все человечество! Ты только представь себе, только вообрази на секунду, что произойдет с этим человечеством, если я завтра ознакомлю с нашими фактами десяток депутатов Ассамблеи ООН. Что после этого случится! Сколько будет заседаний, речей и голосований. Что назавтра покажут и напишут в средствах массовой информации. Какой дикий вопль издадут академические круги. Караул, комету украли! И какая каша воцарится в головах обывателей. А это, между прочим, основная часть того самого человечества, на которое ты ссылаешься… Но это – пустяки. Ты лучше подумай, какие решения будут приняты от имени упомянутого человечества… Думай – я жду!
– Но Петя…
– Не надо про Петю. Петя тут совершенно непричем! Петя тебе скажет, что это и будет та самая катастрофа, сообщения о которой ты ждал от меня в самом начале. По мне, путь лучше эта комета брякнется на Землю, чем то, что я описал!.. Я понимаю вариант 'игнорировать'. Он означает следующее. Мы делаем вид что ничего не происходит. Вообще ничего! Асеева нет, Бодуна нет, кометы нет, все аварийные КК ходят по своим орбитам. Мы ничего не знаем, и знать не хотим! Асеев спокойно отбывает, и мы о нем забыли. Все.
– Тебя это не устраивает?
– Да, меня это не устраивает. Принципиально. Во-первых, меня переиграли, а у меня есть самолюбие. Я постараюсь отыграться.
– Не совсем тебя понимаю, – сказал Сюняев растерянно. – Помешать ты не можешь, игнорировать не хочешь. Как же ты собираешься э-э… отыгрываться?
– Я постараюсь оказать содействие.
– Совсем перестал понимать! Что там у тебя за самолюбие такое?! Поясни, как оно может удовлетвориться содействием? Да и что-то раньше я у тебя не замечал никакого самолюбия…
– Оно у меня есть, и было всегда. Просто оно не совсем обычное. Говоря откровенно, на месте Асеева я действовал бы точно так же, как действовал он. Меня обыграл не Асеев – я сам себя обыграл. Еще пару недель назад я совершенно не понимал, что происходит. А должен был понять еще два года назад. Случись это тогда, можно было бы организовать содействие Асееву совершенно легально. То есть, все были бы в курсе, все бы одобрили его план, в кильватере его группировки шли бы наши крейсеры, гремели бы фанфары, капитаны стояли бы на мостиках и отдавали честь посланцам нашей цивилизации, уходящим в неведомое. И уходя, эти ребята осознавали бы, что они именно посланцы, а не, извините, засранцы, удравшие от своей цивилизации, стибрив то, что плохо лежит. Теперь же, если мы сделаем вид, что даже не заметили их исчезновения, они подспудно будут ощущать себя изгоями, и, выражаясь фигурально, понесут это ощущение через парсеки. А лететь им долго. Так вот, мое самолюбие не позволяет мне это допустить.
