фактически немцами уже выиграна: Франция капитулировала, англичанам мы дали удрать, не тронули их. И никто из немцев не хотел продолжения войны. Вы это знаете?
Это все знают. Тот этап войны Германия выиграла легко — это правда Франция и Англия объявили войну Германии в тридцать девятом и были стремительно разбиты. Долгие дислокации, сидение в окопах, несколько не кровопролитных боев — и все закончилось бегством англичан. Ту войну (точнее, первую фазу Второй мировой войны) назвали «странной войной», и в ней действительно было много странного. Английскому экспедиционному корпусу (а это был обширный воинский контингент) дали благополучно погрузиться на суда в Дюнкерке и не уничтожили их, как могли бы. Гитлер специальным распоряжением остановил танковую армию Гудериана, задержал на три дня, несмотря на недоумение профессиональных военных. Англичане благополучно отплыли, французы подписали капитуляцию, было образовано вишистское правительство — эта фаза войны завершилась сравнительно бескровно, в традиции прежних войн — ни намека на последующую бесчеловечную бойню. Еще и лагерей смерти не было, и немецкие фашисты не жгли деревень вместе с населением.
— Тогда, в Дюнкерке, немцы вели себя по-джентльменски, — сказал мне старик.
— Насчет поведения джентльменов у меня иллюзий нет, — ответил я, — но гетто в Польше они, кажется, не устраивали. К сороковому немцы уже оккупировали Бельгию, Голландию, Люксембург…
— И Норвегию, и Данию, — живо добавил старик. Чувствовалась гордость за военные успехи отечества, — но Гесс полетел с предложением мира. Гитлер хотел дружить с Британией. Он вообще-то был англофил. Порой впадал в анти-британскиую истерику — но это оттого, что с ним дружить не хотели. Он подумал: вот сейчас я их разобью и отпущу, покажу, что не хочу крови, а потом предложу мир.
— На каких условиях мир предлагал Гесс? — спросил я. — Ведь Англия не принимала политику Германии в принципе.
— Неужели вы думаете, что мы бы поссорились с ними из-за Судет? Знаете, в Мюнхене договорились и еще раз могли договориться. Надо было отказаться от расистской теории — вот и все.
— Разве это было возможно? — спросил я. — После «хрустальной ночи», после погромов?
— А где же не было погромов? — сказал он несколько удивленно. — Да сами англичане в свое время — в тринадцатом веке — выселили всех евреев из страны. И ничего, исторической вины на них нет. И не надо мне про польские гетто, не надо! Поляки, те вообще после войны, уже при Гомулке, евреев высылали. А в России что, погромов не было? Подумаешь, погромы.
— Однако не геноцид, — сказал я. — Есть разница.
— Так ведь Гесс затем и летел, чтобы избежать геноцида, — сказал мой странный собеседник
Попросил рассказать подробнее. Старый фашист сказал так
— Первоначальный план сорокового года состоял в отселении евреев на остров Мадагаскар. Планом предусматривалось, что Мадагаскар, бывший в ту пору французской колонией, Франция уступит Германии как условие мирного договора. Это входило как непременный пункт в Компьенское соглашение: военно- морское ведомство Германии определит на острове места военных баз, а остальная территория станет еврейскими резервациями — таким африканским гетто.
Про это я тоже слышал. Мадагаскар нацисты считали возможным местом для выселки евреев, более предпочтительным, нежели Палестина, которая (в их терминологии) принадлежала христианам и мусульманам.
— Понимаете, Германии было удобно держать там евреев в качестве заложников для оказания давления на Америку. Сами знаете, сколько в Штатах евреев. Гитлер хотел финансовых компенсаций, он бы торговал евреями. А затраты на перевозку, строительство домов на острове — за счет еврейской собственности в Германии.
— Гуманный план, — сказал я, и он услышал, с каким выражением я это сказал.
— Послушайте, — сказал он, — мы же говорим о геноциде. А это не геноцид. Просто выселили народ на остров, подальше. И торгуем. Но сделать это можно было только с согласия Британии. Они ведь были союзники, Франция и Британия. С Францией мы заключили мирный договор, французы капитулировали. А с Британией договора нет. Гитлер хотел, чтобы все было по закону. Согласно международному праву. Если бы немцы подписали договор с Британией — то все, никаких проблем, уехали бы евреи на Мадагаскар. И никакого геноцида.
— И Британия отказалась договор подписывать? — спросил я, хотя прекрасно знал, что отказалась. Черчилль к тому времени уже произнес свою знаменитую речь «Мы никогда не сдадимся». Сказал он и речь по поводу триумфа британского оружия в Дюнкерке — мол, отступились немецкие орды. Если бы Гитлер не остановил 24-го мая 1-ю и 2-ю танковые дивизии, Черчилль бы этой речи не сказал. Впрочем, впоследствии Черчилль возвращался к этой теме и обмолвился, что Гитлер медлил под Дюнкерком, ожидая английского предложения о мире.
— Если бы Британия пошла на этот договор, — сказал старик, — и согласилась бы с депортацией евреев на Мадагаскар, то ведь никого стимула у американцев не осталось бы. А надо было, чтобы Америка вступила в войну — не хотела Британия мира с сильной Германией. Надо было всю планету взбудоражить, Америку поднять, а для этого ничего лучше еврейского геноцида и не придумать. Представляете, война без геноцида — это ведь уже совсем другая война. Я так думаю, что Черчилль взвесил все обстоятельства и решил — уж лучше пусть будет геноцид.
— Что вы такое говорите?! — крикнул я ему. — Это, выходит, англичане Освенцим построили?! Это, может, англичане в Бухенвальде евреев душили?! Немцы, оказывается, вообще ни при чем — честно предложили: лучше разрешите везти евреев на Мадагаскар, а то всех задушим. Вот ведь благородство!
— Здесь вы, конечно, правы, — сказал он, — я же нашей исторической вины не отрицаю. — Он усвоил это выражение: «историческая вина». — Тут уж идеология так разгулялась, что остановить немецкий народ было нельзя. Не любили евреев. И лично фюрер не любил. Но некоторые люди пытались спасти ситуацию. Вот Гесс, например, попытался. Предложения-то были конкретные: Британии остается вся ее империя, только Германии возвращаются колонии, отнятые по Версальскому договору, а англичане уходят из Ирака.
— И Черчилля в отставку, — сказал я. Про эти предложения я читал.
— Ну это не главное, — сказал старик. — Это, думаю, не основной пункт. Основной — Мадагаскар. Вот, посчитайте: десятого мая Гесс полетел, его арестовали, и сразу Гитлер объявил Гесса сумасшедшим, а двадцатого мая заявил об открытии Освенцима.
— А вы откуда знаете, что Гесс пытался это остановить?
— Мне его сын рассказывал. Он навещал отца в тюрьме Шпандау, перед тем как его удавили.
— Разве Гесс не покончил с собой?
— Помилуйте, зачем человеку в одиночной камере кончать с собой, после того как он уже сорок семь лет отсидел. Он уж, наверное, привык. И потом, ему было девяносто три года — если немного подождать, так и сам помрешь. Согласны?
Тут возразить было нечего.
— Боялись, что Гесс заговорит. Ему на Нюренбергском процессе слова не дали. Приговорили к пожизненному как преступника против человечности — а что он такого сделал? Лагерей он не строил, война до сорокового года была самой что ни на есть обыкновенной. И войну-то объявила сама Англия. За что пожизненно?
— За что же?
— А чтоб молчал. Когда, после вашей перестройки, Горбачев предложил дать ему свободу, тут Гесса и удавили. Хороший был человек Горбачев, столько добра сделал.
Я ничего не ответил. И что тут было сказать. Этот старик преступлений, по-видимому, не совершал. Воевал на территории своей Северной Германии в сорок четвертом году — вот и все. Ненавидеть его не за что.
В том, что Гиммлер устроил бы резню на этом самом Мадагаскаре, я не сомневаюсь. Построили бы нацисты на Мадагаскаре душегубки как в Дахау — и всех бы передушили, как они и собирались. Только тихо, без свидетелей. И Черчилль наверняка это понимал. И все, думаю, это понимали.
Но если, правда, был шанс спасти людей путем перемирия? Или хотя бы оттянуть бойню, а потом что- то придумать? Или даже выкупить — ведь продавал же Гиммлер в конце войны еврейские жизни союзникам. Гиммлер хотел понравиться Западу, он хотел спастись — и стал торговать евреями, тайком высылать их в
