иудаизму. Когда войско царя Вавилонского осаждало Иерусалим, Господь говорил со своим пророком Иеремией и предсказал возрождение Израиля и новое единение своего народа. «Я приведу их из страны северной и соберу их с краев земли» (Иеремия, 31: 8). Этого возрождения народ безусловно ожидал, но можно ли предполагать, что после Иеремии Господь избрал в глашатаи прокурора Андрея Януарьевича Вышинского, требовавшего раздела Палестины, — и захотел Господь говорить со своим народом его нечистыми устами?
Отстаивая право Израиля, товарищ Громыко говорил о моральном долге мира перед народом- мучеником; подобно ветхозаветному Творцу, Громыко менял настроения часто — поглядите в газетах семидесятых на его реплики про сионистов-империалистов.
Создавая государство там, где проблемы, связанные с его существованием, очевидны, политические лидеры, возможно, преследовали побочную цель, не одно только благо данному народу и данной вере. И когда это политики руководствовались благом униженных и оскорбленных? Ни Сталин, ни Труман, ни Эттли, ни Черчилль в симпатиях к евреям замечены не были, министр иностранных дел Англии Бовен, тот вообще евреев терпеть не мог. Почему все эти мужи решили делить Палестину и создавать государство для людей им скорее неприятных? Не были политики сентиментальны и не создали отдельных государств для цыган, коих Гитлер истреблял нещадно, или для армян, претерпевших геноцид.
Говоря коротко, в 1947 году мир решил, что отныне практичнее создавать не внутреннее гетто (как было прежде), но гетто внешнее — такое, которое соберет весь проблемный народ в одном месте, не дав ему слишком много возможностей, локализовав вопрос. Революционность, всегда дремлющую в народе, лучше загнать так далеко, чтобы мировая империя этого вопроса больше и не боялась. Сходную операцию планировал Сталин — более варварскими методами, и не на Святой Земле. Сходную операцию планировали провести нацисты на Мадагаскаре — и опять-таки не от большой любви к этому народу.
В этом месте рассуждения полагается сделать паузу и сказать, что совсем одно — гетто на Мадагаскаре, и совсем другое — возрождение государства, разрушенного легионами Тита. Разумеется, это так. И однако — признавая бесспорность такой посылки — надо все же сказать, что в данном решении преимущество отдано той составной еврейской идеи, которая константна, консервативна и которую таким образом можно законсервировать в стороне от мировых процессов.
Гетто — это такое место, откуда трудно влиять на процесс мировой истории. Гетто — это такое место, где ты изолирован от истории. Гетто — это такое место, которое время от времени подвергается налетам и погромам; гетто порой сопротивляется, показывает характер — но все же оно до известной степени обречено на жизнь ненормальную, сосредоточенную на поддерживании константной идеи. Мировое гетто создали там, куда сами евреи мечтали вернуться и где уже существовали кибуцы, политическое решение совпало с чаяниями сионизма — и сионизм решил, что это его победа. Правда, победа вышла какая-то кривая: в этом месте в то время полным ходом шла совсем иная история, к которой евреи отношения не имели, вписаться в которую не могли. Можно было не сомневаться, что интенсивность погромов в новом гетто будет высокой. Так оно и получилось.
Арабские страны, сплоченные Англией для борьбы с Оттоманской империей, провозглашали свой статус одна за другой, они открывали у себя нефть, запасы нефти перекрывали запасы Запада в разы, и мир Запада в арабском мире нуждался. Американо-британская компания Iraqi Petroleum Company была образована в 1925 году и по договору могла качать нефть из области Багдада и Мосула в течение 75 лет (то есть до 2000 года). В Палестине действовала Petroleum Development Ltd, за период с 1944-го по 1949 год Америка вложила в арабский мир один миллиард долларов, правительство Рузвельта пылко дружило с арабским миром, Англия создала Лигу арабских государств. Одним словом, забот хватало — при чем тут евреи?
Добавить к вопросу топлива и энергоносителей еще и болезненный вопрос, связанный с энергией сионизма, — разумно ли? Проводя раздел Палестины так, что Иерусалим оставался ничейной землей, ответственные люди знали, что это чревато гражданской войной. Прения еще не закончились, а направления атак уже были известны. Одновременно с политическими дебатами мужи совета открывали торговлю оружием. Зачем они так сделали?
6. Свернутая история
Террористами сегодня принято считать исключительно арабов — евреи лишь отвечают на провокации. Это не вполне корректная посылка, так было совсем не всегда. С арабской стороны действовали «Воины джихада» и «Армия освобождения», а с еврейской «Иргун» и «Штерн» — методы тех, кто взрывает мирные дома, ничем не отличались. Евреи проводили теракты с жестокостью, взорвали гостиницы «Семирамис» и «Кинг Давид», устроили резню гражданского населения в Деир Ясине. В те годы израильская пропаганда отвечала на упреки таю женщины погибли потому, что многие боевики переоделись в одежду женщин, и у нас не было выбора: стреляли не разбирая. — А дети погибли, — спрашивали в ответ, — потому, что другие боевики переоделись в одежду детей?
Арабы не отставали — зверства были с обеих сторон. Мудрено ждать от воюющих соблюдения приличий — они унаследовали жестокость от Мировой войны, продолжают ее дело.
Многие лидеры государства Израиль начинали свою политическую карьеру с террора. Эти люди прошли закалку заключенных в нацистских лагерях, отстояли себя в буржуазных судах (дело Бейлиса или Дрейфуса), научились сопротивляться большевистской диктатуре, набрались цинизма и беспощадности в террористических актах.
Так например, лидер государства Ариэль Шарон начинал как террорист, входил в тройку, приговорившую Фолке Бернадотта — и этот эпизод стоит того, чтобы его знать. Бернадотт был тот самый шведский граф, выкупавший во время войны жизни евреев у Гиммлера, спасавший жертв от лагерей и смерти. Около тридцати тысяч евреев спаслись, перевезенные Бернадоттом в Швецию из Европы, оттуда их отправляли в Америку. В сорок шестом Бернадотт входил в комиссию ООН по обозначению границ меж Палестиной и Израилем, он оставил большую часть Иерусалима палестинцам и за это был приговорен — террористы расстреляли его в машине. Иными словами, был убит именно тот, кто спасал евреев, убит за то, что покусился на большее, чем жизнь, — на идею. Этот террор — такой террор — создавал государство, можно ли его забыть? Этот террор отстаивал консервативную составляющую еврейской идеи — ее-то и разбудили в народе.
У их противников опыта не меньше. В палестинскую «Армию освобождения» входили арабы, пережившие турецкое иго, туда же вливались и французы, служившие режиму Виши, и югославские мусульмане, ушедшие от расправы Тито, и немецкие военнопленные, бежавшие из лагерей союзников. Причем перемешано все так плотно и беспорядочно, что вычленить одну тенденцию затруднительно — таковых много.
Это противостояние стало поистине моделью Второй мировой — микросхемой, где в сконцентрированном виде представлены амбиции и страсти войны, только что завершенной.
Когда мировая история (выражающая себя преимущественно в войнах) на время затихает, замиренная очередным соглашением, она оставляет на карте некий пункт, где сохраняется как бы в свернутом виде. В этом пункте сконцентрированы неразрешенные вопросы, неутоленные страсти, тронь его — и все снова придет в движение. Такой болезненный пункт история резервирует для будущих нужд, она оставляет этот очаг нарочно. Это всегда готовый к употреблению ресурс — можно взять в этом месте и право, и власть, и силу. Таким пунктом, например, является для Европы Югославия, где смешение конфессий дает необходимый взрывоопасный продукт. При умелом употреблении достигают убедительных результатов.
Пунктом, в котором вся мировая история находится в свернутом виде и всегда готова проснуться, является Израиль, и шире — еврейский вопрос. В еврейском вопросе в том виде, как он сегодня сформулирован, в свернутом виде содержится то, что одни высокопарно именуют «проектом всемирной истории», а другие, более прагматичные люди, — рабочим планом передела карты. Было бы весьма наивно
