отрицать, что такой шаг, как создание государства Израиль — превосходит своей амбициозностью и исторической значимостью создание республики Бангладеш, образование Бирмы и даже проведение в жизнь самоопределения Косово. Создавалось заново государство, разрушенное тысячи лет назад, и с такими идейными (идеологическими) амбициями, каких ни у одного народа планеты просто не существует в принципе. Историей это многажды проверено, нет нужды специально доказывать. Столько мыслителей — от Лютера до Флоренского — нервничали по этому поводу, что дополнительного свидетельства не нужно. И вот этому народу, этой идее — дается государство. Помилуйте, но зачем? Какой же империи это может быть выгодно?
Собственно, мы знаем, какая империя этого захотела — наследница того самого Рима, который некогда это же государство и разрушил; словно фильм крутят наоборот, легионы Тита стали заново отстраивать камень за камнем некогда разрушенное царство. У строительства были веские основания.
В те годы, когда мир едва освободился от войны, вызванной масштабными социальными проектами, когда противостояние социализма и национал- социализма, пролетарской демократии и демократии буржуазной было болезненно актуально, — в те годы создание государства Израиль было дальновидным политическим шагом. Это лишь на первый взгляд гражданская война затрудняла капиталистическое сотрудничество и нефтедобычу — в длительной перспективе именно нефтедобыча и выигрывала. Можно сказать, что, вводя в игру Израиль, мир Запада ставил в арабском мире своего агента — пользоваться его услугами сложно, но можно.
Но было сделано нечто гораздо более важное. Разумеется, не ради нефти затеваются проекты такого масштаба; что нефть — здесь энергоносители куда как серьезнее. Вводя вакцину Израиля взрывоопасному арабскому региону после мировой войны, западный мир решал конкретный политический вопрос — клал предел идее пролетарского интернационала, клал предел идее революции
И не было ничего дальновиднее, чем на примере еврейской идеи показать, как можно расчленить исторический проект, сохранив его консервативную часть — и ликвидировав революционную. Поскольку нет ничего более вопиющего в мире революционных идей, чем те, что когда-то нес в себе именно этот народ — то и глобального успеха можно добиться, именно используя эту идею.
Однажды западная империя этот трюк уже проделала, превратив христианство в христианскую цивилизацию, использовав энергию мессианства для строительства материальной крепости. Теперь надо было революцию перевести в состояние перманентной имперской войны. Эта перманентная имперская война (более обширные действия, нежели Первая мировая и даже Вторая мировая) полным ходом шла во всем мире с четырнадцатого года — и завершилась лишь к девяносто первому. Разумно было включить в него революционную идею, использовать разрушительную энергию во благо строительству.
7. Интернационализм или национализм
Задача, поставленная историей перед еврейским народом, сформулирована ясно: преодолеть состояние изгоя. Надо не просто выжить, но явить такой образ еврея, который вызывал бы лишь уважение — и никак не насмешку или упрек.
В претензиях мира к евреям содержится много путаницы. Например, фашисты связывали евреев с идеями большевизма и попутно обзывали ростовщиками, — нетрудно заметить, что одно обвинение исключает другое. Впрочем, такая путаница возникла не случайно.
Существовало две стратегии бытия евреев — рассеяние и диаспора. Исходя из двух методов поведения, в Новой истории родились два противоположных учения: первое — революционное, интернационалистическое, и противное ему — национальное, государственное, то есть сионизм. Бешеная энергия еврейства сказалась и в красных комиссарах, навязывающих счастье всему человечеству, и в идеологах сионизма, желающих счастья отдельному народу.
Было бы исторически недобросовестно рассматривать коммунизм как еврейское учение, но тот факт, что много идеологов и лидеров всех четырех интернационалов были евреями, — неоспорим. Маркс, и Троцкий, и Ленин, и Бернштейн — не арийцы. Концепция Интернационала известна: революция коренным образом изменит представления о государстве и нациях, нет смысла держаться за свое происхождение — важнее твоя классовая роль. Чтобы, по слову поэта, «в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем» — надо отказаться от национальных и религиозных амбиций, требуется осознать личную беду пораженного в правах еврея как часть большой беды всех угнетенных мира. Тебя угнетают и оскорбляют (возможно, по национальному признаку), но тяжело всем обездоленным — и мексиканскому батраку, и китайскому кули, и русскому крестьянину. Следует сообща бороться с несправедливостью мира и строить общество равных. Все четыре Интернационала (соответственно, марксистский, левосоциалистический, ленинский и троцкисткий) исходили из того, что главная задача — надгосударственная, наднациональная.
При этом — наднациональная идея Интернационалов не была имперской идеей, как бы ни развивались впоследствии события, как бы Сталин ее ни уродовал и ни приспосабливал к имперским нуждам. Собственно, Сталин, как известно, с Интернационалом и не церемонился — расстреливал его членов одного за другим.
Очевидно, что создание еврейского националистического очага с интернациональной солидарностью принципиально не уживается. Отнюдь не революционными, но вполне легальными капиталистическими методами (скупая на деньги баронов Ротшильда и Гирша земли) собирались авторы сионистского учения заложить фундамент новой государственности.
В то же самое время, как фанатичные деятели интернационального движения тщились внедрить в сознание людей мысль о том, что неважно, какой ты крови, был бы коммунистом, возникла концепция, отрицающая связь меж политическими процессами и национальным самосознанием. Слава богу, что земли в Оттоманской империи продаются, значит, их можно покупать и там постепенно расселять евреев — вот такая, совсем не революционная стратегия. Сионисты полагали, что лишь возведя еврейское государство, заявив о себе как о цельной нации, евреи станут уважаемы в мире, — а их историческая миссия имеет общечеловеческое значение. Собственно говоря, они постулировали идею иудаизма как более значительную, нежели классовая теория. Некий элемент интернациональной идеи в сионизме все же был, его точно выразил барон Ротшильд в ехидной реплике: «Сионизм — это когда на деньги американских евреев английские евреи селят польских евреев в Палестине». Нетрудно заметить, что такой интернациональный подход носит узко прагматический характер.
Тот простой факт, что Теодор Герцль (идеолог сионизма и автор брошюры «Еврейское государство») и Карл Маркс (идеолог коммунизма и автор брошюры «Манифест коммунистической партии») были современниками — надо осознать. Они жили и работали одновременно, труды их выходили в свет одновременно — и люди еврейской национальности могли сделать выбор: во что им верить.
Чтобы вообразить это предметно, надо спросить себя, как Карл Маркс отнесся бы к войне с Ливаном, или например, что бы сказал Троцкий по поводу оккупации сектора Газа? Равно любопытно, как отреагировал бы Бен-Гурион или Герцль на гражданскую войну в Испании или на план перманентной революции? Так все-таки кому надо объединяться: пролетариям всех стран — или иудеям?
А со стороны на это смотрели политики, решавшие, каким быть миру, и политики наблюдали две формы еврейского энтузиазма, прикидывали, какая из них удобнее в конкретной работе.
С предельной простотой проблему изложил Уинстон Черчилль в статье «Сионизм против большевизма», опубликованной в 1920 году. Черчилль относился к евреям как к разрушительной силе, которую следует правильно направить, и рассматривал проблемный народ с ответственностью ученого. Евреев он делил на три категории: 1) евреи, которые ведут себя как лояльные граждане тех стран, где проживают; 2) евреи, которые хотят восстановить свою собственную страну; 3) «евреи-террористы» (актуальное определение, не так ли?), собирающиеся менять мировой порядок Черчилль противопоставил сионистского лидера Вейцмана и коммуниста Троцкого, и в позиции Вейцмана, разумеется, он видел меньше опасности по отношению к существующему мировому порядку. Впрочем, наличие в одном и том же народе
