Разговор предстоит не из приятных.
Черт, ну почему все говорят со мной только на неприятные темы? Почему никому и в голову не приходит хоть чем-то меня порадовать?
– Это касается вашей подруги, – продолжил майор, едва я опустилась на сиденье. – Я не забыл о вашей просьбе и, как только выдавалось свободное время, пытался наводить соответствующие справки.
Мне мгновенно стало стыдно за свое раздражение, ведь Карпухин пытался помочь мне!
– Вы же сказали, что дело закрыто? – выразила я свое удивление.
– Снова заведено – по вновь открывшимся обстоятельствам.
– Обстоятельствам? Каким?
Карпухин вздохнул, свернул пустой пакет и бросил его в урну, стоящую справа от скамейки. Птицы продолжали копошиться у его ног, подбирая остатки трапезы, но многие уже потеряли интерес и отправились искать пропитание на газон.
– Дело в том, Агния, что я получил доступ к уликам, обнаруженным на месте гибели вашей подруги. Ваши доводы звучали так убедительно, вы показались мне такой уверенной в том, что ваша подруга не могла свести счеты с жизнью, что я решил попробовать копнуть поглубже. Не стану скрывать, это оказалось нелегко, потому что, как вы понимаете, следователи страшно не любят, когда коллеги со стороны пытаются влезать в их дела. Но это не имеет значения – больше не имеет.
– Почему?
– Потому что дело передано мне. Я добился этого после того, как изучил вещи Людмилы Агеевой, находившиеся при ней в момент смерти. Как вам известно, первоначальной и единственной версией смерти вашей подруги считалось самоубийство, так как никаких следов насилия не обнаружили. Кроме того, не было даже отпечатков пальцев, кроме тех, что принадлежали самой погибшей и ее сыну, что совершенно естественно, так как он тоже заходил в гараж и сидел в машине. Однако, покопавшись в вещах Людмилы, я выяснил, что ее мобильный телефон отсутствует. Я попросил Дениса Агеева поискать сотовый дома, но и там его не оказалось. На работе – тоже.
– Она могла его потерять, например? – предположила я.
– Не исключено, – кивнул майор. – Телефон, например, мог помочь выяснить, кому Агеева звонила перед смертью, и, возможно, пролить свет на некоторые обстоятельства – возможно, даже на то, что подвигло ее на столь радикальный шаг. Однако это еще не все. В сумочке Людмилы среди прочего, чисто женского, барахлишка я обнаружил кое-что, позволившее полагать, что ваша подруга никак не могла покончить с собой.
– Что вы нашли? – сгорая от нетерпения, спросила я.
– Один интересный талончик из «Модных привычек».
– Чего-чего?
– Так называется дорогое ателье по пошиву женской одежды. В основном там шьют платья и костюмы, так сказать, для особых случаев. Цены кусаются, но качество высокое, а сроки изготовления минимальные – по крайней мере, так гласит реклама и убеждают работники ателье.
По правде говоря, я была разочарована: я надеялась, что Карпухин и в самом деле нарыл «бомбу», а речь шла всего лишь о маленькой бумажке. Майор, судя по всему, заметил угасание моего энтузиазма, потому что сказал:
– Это по-настоящему важная улика, не сомневайтесь, Агния. Я посетил это заведение. Там работают исключительно дотошные и добросовестные дамы, которые легко смогли ответить на все мои вопросы. Дело в том, что Людмила Агеева заходила к ним в день своей смерти. Она заказала праздничный костюм, потратив на беседу с модисткой и швеей и снятие мерок около двух с половиной часов. Женщины утверждают, что клиентка говорила о предстоящей свадьбе подруги, а потому просила их отнестись к заказу со всей тщательностью и постараться выполнить его как можно быстрее. Они обещали, что потребуется всего одна примерка и костюм обязательно будет готов ко дню свадьбы.
– Боже мой! – пробормотала я, бессознательным жестом прикрывая рот рукой. – Речь ведь шла о моей свадьбе, да?
– Не думаю, что у Агеевой много подруг, в ближайшее время собирающихся в загс, – кивнул Карпухин. – А теперь ответьте мне на вопрос, Агния: какая женщина, заказав роскошное платье и выложив за него кругленькую сумму, через несколько часов внезапно решит покинуть этот мир, даже ни разу не примерив обновку?
Слова майора звучали совершенно резонно.
– Людмилу Агееву убили, – сказал он, дав мне время осознать все сказанное. – Я пока не знаю, как именно, но выясню. Поэтому, собственно, я и хотел вас видеть, Агния. Я получил разрешение на эксгумацию тела и повторное проведение экспертизы. Ее будет делать Леонид Кадреску – он уже согласился.
– Эксгумация?!
Я была в шоке. Конечно, я понимала, что необходимо установить истину, но мне не хотелось даже думать о том, что мою подругу вытащат из земли, потревожив ее покой, и начнут копаться в ней, как в песочнице, в поисках улик!
– А без этого… никак нельзя? – робко спросила я.
– Поверьте, – мягко кладя руку на мою ладонь, сказал Карпухин, – если бы существовал хотя бы один шанс, я не стал бы этого делать.
– Да-да, конечно, – упавшим голосом пробормотала я. – Насколько я понимаю, согласия родственников не требуется?
– Вы правильно понимаете. Я уже выдержал две волны возмущения со стороны Дениса и Виктора Агеевых – по отдельности, разумеется. Им обоим страшно не понравилось, что я намерен вскрыть могилу, но им придется с этим смириться: дело квалифицировано как убийство, а потому от них уже больше ничего не зависит.
Я посмотрела на майора. Он казался уверенным в том, что делает, но я прекрасно понимала, как он рискует. Если эксгумация ничего не даст, Виктор Агеев уничтожит следователя, испортит ему жизнь, сотрет в порошок. Зная этого человека, мне оставалось лишь надеяться, что уверенность Карпухина небеспочвенна и что в скором времени у нас в руках окажутся необходимые улики. В то же время, не скрою, я испытала сильнейшее облегчение от мысли, что Люда не покончила с собой. Это ее не вернет, и все же я обрадовалась, что ее последние думы касались приятного события. Люда хотела прийти на мою свадьбу, хотела выглядеть красиво. Люда хотела жить!
Институт физиологии и геронтологии оказался небольшим кирпичным двухэтажным зданием. Фасад был сделан из зеркального стекла и отражал зеленые насаждения, обильно произрастающие на территории. Внутри институт профессора Земцова выглядел еще более внушительно: длинные белые коридоры, натяжные потолки, мертвенно-бледное освещение и люди в строгих черных костюмах и белых спецовках, похожие на фигуры на шахматной доске, снующие по этим коридорам. Движение их напоминало направленные потоки жидкости, а еще мне вспомнился фантастический фильм под названием «Эквилибриум», где народ так же двигался взад-вперед. Выражения лиц напоминали каменных идолов с острова Пасхи. Правда, эти люди выглядели более дружелюбно, нежели лишенные эмоций герои фильма, и это вселяло оптимизм. Казалось, каждый житель этого муравейника в точности знал, что ему нужно делать и когда.
– Сальвадор Дали отдыхает! – крякнул Лицкявичус, на мгновение застыв среди людского потока и озираясь по сторонам. – И как они тут все помещаются?
– Порывшись в Интернете накануне, – сказала я, – я обнаружила довольно много информации о профессоре Земцове. Пять лет назад он получил это здание, раньше принадлежавшее какому-то подразделению городской управы, а в прошлом году институт выиграл огромный конкурс на госфинансирование. Там еще написано, что ученые института на данный момент являются самыми высокооплачиваемыми в России, так как их исследования направлены на продление жизни и здоровья нации, которые признаны приоритетными в свете последних заявлений Президента.
– Удивительно, что Земцову удалось получить государственное финансирование, – пробормотал Лицкявичус. – Я, между прочим, тоже не сидел сложа руки. Интернет – это, конечно, замечательно, но там можно найти далеко не все. Однако даже мои возможности оказались весьма ограничены. Я так и не смог выяснить, чем же так привлекли правительство исследования Земцова. Они держатся в строгой
