красотку… Наталья. А по мне, так каналья. Как я понял, она когда-то кому-то нравилась, но забыла, что с тех пор прошло лет двадцать… Меня стала обхаживать, намекнула, что могу пожить у них, пока свои дела устрою… В общем, расхожая баба. А я тогда как в истерике был — жену искал… Не хотел никого видеть, слышать… Мы с Фетисовым поздно пришли, тут бы и спать лечь, а она ужин затеяла, бутылку выставила…
— Хорошо, — сказал Демин, — если не говорить о некотором излишке гостеприимства, вас приняли неплохо?
— Да, неплохо, — согласился Николай. — Но… Я для них был не гостем, а чем-то вроде повода высказать свое отношение друг к другу и заодно мне показать, какие они образованные… Заговорили о каком-то фильме, я что-то брякнул, а Фетисов и говорит, что нет, дескать, на таком уровне мы разговаривать не будем, мы, дескать, привыкли разговаривать на более высоком уровне… А когда он вышел, она мне пояснила, что он недавно экзамен сдал в университете и теперь смотрит на все с высоты… завязка, развязка, подвязка… А когда она вышла, он мне шепнул, чтобы я к ней не очень придирался, мол, темновата, простовата, но спеси необыкновенной…
— Если я правильно понял, — медленно проговорил Демин, — у вас появилось по отношению к ним чувство превосходства? Или недовольства?
— Я вижу, что вы уже ищете причину убийства. Рано вы начали подстилку готовить. В тот вечер об этом и мысли не было. И на следующий вечер… все решилось в последний момент, когда этот Сухов…
— Итак, утро. Вы проснулись, — сказал Демин. — Ваши действия?
— Да, утро… Я встал первым и быстро оделся, чтобы уйти. Но впопыхах что-то уронил, и Фетисов проснулся. Он остановил меня, когда я уже с замками возился. У них там этих замков навешано… Как клопами вся дверь засижена… Вот вам еще одна причина, если хотите — будь у них замков поменьше, я бы успел уйти. А так Фетисов перехватил меня и поволок на кухню завтракать.
— Значит, и в этом провинился перед вами Фетисов, — усмехнулся Рожнов. — Завтрак предложил?
— Я не говорю о вине. Я говорю о причине. О случайности. О стечении обстоятельств!
— А вам не кажется, Аврутин, что обстоятельства слишком долго благоволили к вам? Мы восстановили несколько месяцев вашей жизни. Вы все время шли по лезвию ножа. К серьезному преступлению вы подготовили себя пустяками, мелочами, потаканиями своим слабостям… Что вы на это скажете? — спросил Рожнов.
— Вы меня перебили, — Николай в упор посмотрел на Рожнова. — Я продолжу. Фетисов пригласил меня завтракать. Кухня у них неприятная, липкая какая-то вся, немытая… да и диван стоит на кухне, постель, белье, запахи, — Николай брезгливо поморщился. — Чаю выпили, и все. И сразу вышли из дому.
— Вдвоем с Фетисовым?
— Да, вдвоем.
— Его жена спала?
— Не знаю. Они, похоже, ночью опять поцапались. Многие, я знаю, в постели мирятся, а эти, видно, цапались. Как я понимаю, Фетисов ее не устраивал не только днем. Видно, он и ночью был слаб… Простите.
— И куда же вы направились? — спросил Демин.
— Опять пошли искать общежитие, в котором моя жена поселилась. Фетисов увязался за мной. Как я понял, дома оставаться ему не хотелось. И он начал разыгрывать участие, вроде в охотку со мной идет, вроде и нет для него ничего на свете важнее, чем жену мою найти.
— Вы не допускаете мысли, что он искренне хотел помочь?
— Если бы у него с бабой все в порядке было, он бы даже не поднялся, чтобы чаю мне согреть. И потом, я искал жену, и мне неприятно было говорить о ней с посторонним, противно было слушать его житейские мудрости, которые он запихивал в меня, как корм в утку, чтобы жирнее была.
— Какие же мудрости он запихивал в вас?
— А! — Николай досадливо махнул рукой. — Успех в жизни, неудача в жизни, катастрофа в жизни! Я никогда об этом не думал и знать не хотел — удачно или неудачно складывается моя жизнь. Живу, и ладно. А по его выходило, что у меня уже полный крах. Специальности нет, жена ушла, квартира не светит, сам я нищий, нищим и подохну.
— Он вам так сказал? — подал голос Рожнов.
— Кое-что и в лоб сказал. Не знаю, может, кто и в тридцать лет имеет машину, дачу, квартиру, деньги, я ничего этого не имел и не хотел иметь, если уж откровенно! Вернее, не отказался бы, если бы наследство получил или подарил кто… Но, не имея ничего этого, я не чувствовал себя несчастным. Вот вы говорите — по лезвию ходил… Ну, было дело, куролесил с ребятами, сперли кое-что, по физиономии кому-то съездили… Но за всем этим не было ни зависти, ни стремления обойти кого-то… Цель была — провести время.
— Или убить его? — уточнил Рожнов.
— Или убить, — согласился Николай. — Назовите это так. Но зависти не было, понимаете? А Фетисов, тот прямо сказал — что это, говорит, за жизнь, если тебе никто не завидует?! Вот они со своей бабой и давали передо мной гастроль, разыгрывая довольство, согласие — чтоб увидеть зависть в моих глазах. Я, может, и позавидовал бы, да не до того было — жену искал. Обалдел я тогда совсем… Говорю же — как приступ.
Николай обвел всех взглядом, будто проверяя — поверили ему или нет, потом опустил глаза, долго рассматривал пальцы в заусеницах, косо стоптанные туфли, уцененные свои брюки, никогда не знавшие утюга и щетки, провел языком по тому месту, где были передние зубы.
— Вы что же, так с Фетисовым и ходили весь день по общежитиям? — спросил Демин.
— Так и ходили. Пообедали в какой-то забегаловке, бутылку распили. Портвейн брали раза два или три… Холодно было, ветер, район новый, пыль, грязь на зубах скрипит! Фетисов… В общем, поцапались мы с ним к вечеру.
— В смысле поссорились? — спросил Рожнов.
— Не просто поссорились… Поругались. Зашли в какой-то гастроном, он взял вина по стакану… Ну, взял и взял. Когда весь день ходишь вот так вдвоем, вроде и неудобно тут же за это вино деньги совать. А он, видно, ждал, что я ему эти деньги верну. «Моя ты деточка!» — это он все повторял, жалел меня, сочувствовал, убивался, что мне вот так не везет… «Моя ты деточка! Как же тебе жить тяжело, что нет у тебя ни лишней рублевки, ни специальности, если всего-то — жена ушла, а для тебя это крах жизни! Видно, не знаешь ты, что можно жить иначе, настоящие люди и живут иначе, а слабаки подыхают, бегая за юбкой, за бутылкой…» Теперь-то я понимаю, он сам из слабаков был, что жалел он меня или делал вид, что жалеет, только для того, чтобы самому возвыситься. Все его слова больше к нему самому относились! Как та пиявка, присосался ко мне и набирался, набирался превосходства. Все выпытывал, как у нас с женой разлад пошел, как у нас все вкривь да вкось… И все причитал — моя ты деточка!
— Может быть, вам все это показалось? — спросил Демин.
— Да, чего не бывает — может, и показалось! — взорвался Николай. — Я говорю, что с женой поругался, что дурь сморозил, заставил ее как-то на последние деньги своим дружкам выпивку покупать, а он свое — моя ты деточка! Приятно ему было слышать это, понимаете? Выслушал и еще просит, вроде на «бис» вызывает — ну, а что еще, что еще у вас было? Потом мы зашли в гастроном, потом сели в автобус, еще в какое-то общежитие поехали, чтобы проверить, нет ли там моей жены… И в автобусе завелись… Словечко у него было такое — нищий… Вот и мне он сказал — нищий, говорит, ты! И карманы у тебя пустые, и за душой ничего нет… Вот как только он сказал это, так я сразу и решил: вломлю, думаю, тебе, охламону.
— Дальше, — обронил Демин.
— А что дальше… Встали мы на остановке, он первым вышел, я за ним… и как-то неудачно спрыгнул, нога у меня подвернулась, опять же, мы уже хороши были, ну, упал я… А он опять жалостливо так — моя ты деточка! Тогда я поднялся и… Ударил его в лицо. Там как раз обрыв, он и скатился вниз. Я постоял, вокруг никого, и спустился следом, к воде.
— Зачем?
