— Только теперь, Валя, только теперь! — и он начал спешно настраивать свою аппаратуру.
Женщины стояли у входа, Савченков снимал часть выжженной двери, обгоревшую металлическую планку, прокопченный напильник.
— Ну вот,— проговорил Демин, присев на корточки в углу.— Все, что осталось от ящика с инструментом.— Он поднял клещи, полотно для резки металла, ножовку, отвертку.— В этом ящике лежал и напильник. А когда преступнику потребовалось срочно запереть дверь…
— Почему срочно? — спросил Савченков.
— А потому, что в комнате, где он оставил полупьяных, полуубитых людей, пылал огонь и у него не было ни секунды на раздумья. Напильник в дверь — это уже паника. Увидев ящик с инструментом, он бросился к нему, схватил первый попавшийся предмет, не думая о том, насколько он уместен.
— Валентин Сергеевич! — торжественно произнес Савченков.— Знаете, чем вы отличаетесь от лектора, который приходил на прошлой неделе?
— Ростом?
— Да вы гораздо выше! На голову, а то и на две.
— Спасибо, конечно… Но если я найду и молоток…
— Уж не этот ли? — спросила женщина, показывая на неприметный комок в куче пепла. С того места, где она стояла, в прямоугольнике света на полу был хорошо виден предмет с четким квадратным сечением. Женщина хотела было поднять его, но Демин остановил ее.
— Постойте! — сказал он.— Гена, сними, пожалуйста, эту находку. Наверно, и на нем может кое-что остаться.
— Наверняка! — уверенно заявил Савченков.— Если этим молотком кого-то колотили по темечку, то найдутся волосы и запекшаяся кровь… Смотри, а ручка-то почти целая… На нее при пожаре что-то упало… то ли тряпье какое-то, то ли…
— На молоток и человек мог упасть,— заметил Демин.
— Эх, многовато вчера здесь народу перебывало,— вздохнул Савченков.— Во дворе натоптано — кошкин дом!
— Сын Жигунова был вчера здесь до пожара? — спросил Демин у женщины.
— Мишка-то? Был, а как же… Давно его не было, а вчера, надо же, заглянул.
— А жена старика? Жива?
— Жива,— кивнула женщина.— Но тоже с ним не живет. К сестре перебралась. Давно уже, лет восемь, а то и все десять, как ушла.
— В таком возрасте люди обычно не уходят, поздновато уходить-то?
— Запивать начал старик, тут уж хочешь — не хочешь, а сбежишь. Потом какие-то у него начались завихрения насчет дома. Чуть что — выгоню, кричит, хотя все понимали, что выгнать он не может, нет таких законов… Но и радости от такой жизни тоже немного. Помаялась-помаялась Федоровна да и перебралась к сестре.
— Она заходит к старику?
— Нет, никогда не видела,— ответила женщина.
— У нас бывает, если праздник какой случится, еще чего,— добавила вторая.— Зайдет, чайку попьет, всегда спросит о старике, а проведать — нет. Нарочно, бывало, выглянешь— постоит, на окна посмотрит, видно, хочется зайти, не один десяток лет здесь прожила, но нет, мимо идет. Даже не оглядывается, будто боится, что слабинку допустит, не совладает с собой, постучится к мужу-то…
— Кто еще жил в доме? — спросил Демин.
— Дергачевы, квартиранты. Муж и жена.
— У него постоянно жили квартиранты?
— Жили, но не задерживались. Капризный был старик, вмешивался во все. Дверь между половинами дома ни за что не хотел заколачивать, хотя любому удобнее с отдельным входом. Но старик был против.
— А эти Дергачевы давно у него жили?
— С осени, а, Мария? — повернулась пожилая женщина к соседке.— Въехали, тепло еще было.
— Понятно,— Демин вышел на яркое солнце и невольно вздохнул, освобождая легкие от тяжелого, пропитанного гарью воздуха.
— Говорят, большим начальником был ваш сосед?
— Да был шишкой на ровном месте,— с легким пренебрежением ответила женщина.— В исполкоме каким-то отделом заведовал. Не подступись, бывало. У нас и улица потому лучше соседних — настоял как- то, асфальт уложили, чтоб он мог на машине подъезжать… Но это давно было. И на машине не ездит, и от асфальта немного осталось.
— Вчера, кроме сына, были еще гости?
— Вроде приходили, а, Мария? — пожилая женщина вновь обратилась за советом к молодой.— Были, а вот кто… Какие-то все они на одно лицо. Весь день туда-сюда шастали. То один придет, то сразу двое, то кого-то уводят…
— Почему уводят?
— Не могут сами уйти, вот и уводят… Зинку вчера опять чуть не волоком по снегу тащили. Борисихина ее фамилия. Муж за ней приходил. Как Зинки дома нет, он первым делом к Жигунову… Никто ее здесь не ругает, знай, подливают да тосты за здоровье.
— Значит, сын приходил, Зинка, ее муж… Кто еще?
— И еще были… Но тех не знаю. Да и присматриваться мне незачем. У них каждый день что-то празднуют. Что ни день — то козырный.
— Это какой? — не понял Демин.
— Козырный, что ли? — пожилая женщина усмехнулась, ей, видимо, было приятно объяснить слово, которого не знал следователь.— Понимаете, в каждой деревне свой святой. И вот когда наступает праздник этого святого, его как-то отмечают… Все деревни вокруг об этом и знать не знают, своими делами занимаются, а в этой — дым коромыслом. Козырный день.
— Понятно. Спасибо. Положение проясняется. Что-то наших ребят не видно…
— А вот они, в саду,— подсказала Мария.— Возле забора все ползают.
Присмотревшись, Демин сквозь голые ветви яблоневых деревьев увидел Гольцова и Пичугина. Один исследовал доски забора, а второй рассматривал что-то на плотном мартовском снегу. Подойдя, Демин некоторое время стоял молча, стараясь понять, чем они занимаются.
— Что-то интересное?
— Смотри, несколько длинных ворсинок… Видишь? Яркого зеленого цвета. Такое впечатление, что совсем недавно кто-то очень торопился протиснуться в щель.
— Ты уверен, что это произошло недавно? — усомнился Демин.
— Два дня назад шел мокрый снег, помнишь? На этих досках есть и другие ворсинки, все они прижаты к доске, замусолены, а эти свеженькие, прямо играют на солнце, видишь?
— Значит, не все вчера в ворота уходили… Кому-то щель показалась надежнее…
Тяжеловатый Пичугин, кряхтя, вертелся вокруг впадины — кто-то впопыхах сошел с тропинки и провалился в плотный снег. Сверху образовалась ледяная корка, а внизу снег был рыхлый, сыпучий, как это и бывает к весне.
— Плохой след,— сказал Пичугин.— Никаких деталей…
— Думаешь, след вчерашний?
— Посмотри, на дне провала обломки ледяной корки. А будь след старым, его донышко покрывал бы свежий снег, который выпал день назад. Он вчера подтаял, но был бы чистым, нетронутым. Единственно, что отпечаталось достаточно ясно,— это каблук и носок. Они вдавились в нижний слой, видишь? Это все, чем можно похвастать.
— А рост у этого гражданина под сто девяносто,— задумчиво проговорил Демин.
— Наверно, не меньше,— согласился Пичугин.— Во всяком случае, размер этого ботиночка… Если на глазок, то сорок четвертый.
— Надо изготовить слепок,— сказал Демин.— Авось сгодится. Обрати внимание, на каком он расстоянии от тропинки… Около метра. А второго следа нет. Оступившись на целый метр в сторону, он сумел
