Пятно

—

Не знаю! Вот найдем Лазареву, и многое прояснится!

—

И в самом деле, надо отыскать Алису. — Я поднялся из кресла и подошел к окну. — Дождь стихает, но выходить пока не стоит. Пусть окончательно распогодится для начала.

—

Ничего, переселенцы тоже время потеряют, — успокоил меня опер.

—

Будем надеяться, — вздохнул я и направился на выход.

—

Далеко собрался?

—

Там сортир напротив.

—

Смотри, чтоб не засосало. Если что — кричи.

—

Обязательно.

Не оценив казарменного юмора собеседника, я покинул комнату и зашел в туалет с разбитым зеркалом и полопавшейся облицовочной плиткой на противоположной стене. Еще и окно кто-то высадил. Но унитазы оказались целехонькими, так что мне, можно сказать, в какой-то мере даже повезло. Вновь себя белым человеком почувствовал.

Когда вернулся в кабинет, развалившийся в кресле Кузнецов преспокойно листал какой-то журнал с цветастой обложкой.

—

Удачно? — оторвавшись от чтива, поинтересовался он.

—

Вполне. Там даже туалетная бумага осталась. Отсырела, правда, зараза.

—

Круто!

—

Не то слово, — не обратил я внимания на иронию в словах собеседника и зевнул: — В холле диваны стоят, можно туда перейти.

—

Тут спокойней, — отказался федерал. — Дверь закрой только.

Я выполнил просьбу и подошел к федералу.

—

Что нашел?

—

«Выбирай» за декабрь две тысячи двенадцатого.

—

Свежак практически. И что пишут?

—

Да ерунду всякую. — Опер выкинул журнал на стол и указал на тумбочку: — Видел, у них все ящички подписаны? «Канцелярия», «Личные вещи»…

—

Чтоб содержимое не перепутать, — усмехнулся я.

—

Странно, кстати, что тут порядок. Будто даже мародеры стороной обошли.

—

А что тут ценного может быть? Это ж банк! Хранилище да первые этажи вычистили, а папки с документами — кому они нужны?

—

Тебе видней, ты у нас мародерством промышляешь.

—

Не-а, — поспешил я откреститься от этого столь неблагозвучного ремесла. — Я помоечник. Старьевщик практически. Никому не нужное барахло во вторичный оборот пускаю. За экологию, можно сказать, радею.

—

Шоколад будешь, эколог? — Опер достал из ранца двадцатипятиграммовую плитку и разломил ее напополам. — Или на диете?

—

Давай, — не стал отказываться я. — Тоже, поди, с химикатами?

—

Не нравится, не ешь.

—

Вот еще!

На самом деле шоколада мне первое время не хватало даже больше, чем пива. Голову-то и водкой задурманить можно, а из сладкого одна сгущенка оставалась.

Прожевав угощение, я развалился в кресле, постаравшись как можно сильнее отогнуть назад спинку, и закрыл глаза.

—

Как дождь кончится, разбудишь.

—

Спать, что ли, собрался? — удивился Кузнецов.

—

Ага.

—

Силен.

—

Дело привычки…

Опер растолкал меня еще засветло. Дождь к этому времени окончательно сошел на нет, и Кузнецов задумчиво уставился на улицу.

—

Как думаешь, стоит прояснения ждать? — обернувшись ко мне, вдруг спросил он.

Я подошел к окну, посмотрел на редкие прорехи в облаках, уже почти затянутые белесой дымкой, и зевнул:

—

Тебе зачем?

—

Может, на связь выйти получится.

—

Попробуй, конечно, но только вряд ли сработает. Это после нормальной грозы помехи пропадают.

—

Не получится так не получится, — пожал плечами Кузнецов и выудил из кармана оправленное в черный пластик зеркальце.

—

Это что такое? — шагнул я к оперу.

Да нет, ошибки быть не могло. Именно такую