вернулась к Мерсеру, чтобы выходить его после тяжелейшего огнестрельного ранения в грудь, которое он получил во время очередного расследования.
Благодаря исполинскому росту и очень темному цвету кожи Мерсер в любой компании привлекал к себе всеобщее внимание. Из-за своей основательности в работе и умения с сочувствием обращаться с потерпевшими он был моим любимым детективом из спецотдела по расследованию сексуальных преступлений против женщин и детей. Через его руки проходили буквально все дела о сексуальных нападениях и случаях жестокого обращения с детьми, происшедших в нашем округе. Сын овдовевшего авиамеханика, который трудился на нескольких работах, лишь бы дать Мерсеру высшее образование, в самый последний момент отказался от футбольной стипендии Мичиганского университета в пользу Полицейской академии.
Майк и Мерсер несколько лет работали вместе в отделе по расследованию убийств в Северном Манхэттене, пока Мерсер не решил, что ему больше нравится иметь дело с живыми, чем с трупами. И он полностью оправдывал надежды попавших в беду людей, ревностно заступаясь за чужую честь и добиваясь справедливой кары обидчикам. И все же деятельность наших отделов пересекалась довольно часто, потому что жертвы сексуального насилия нередко становились объектами расследования дел об убийстве.
Ева Дрекслер терпеливо дожидалась нас в коридоре. Мы спустились в подвальный этаж, и она показала нужную дверь, на которой была прикреплена табличка с именем Лиссена. Когда же кабина лифта уже двинулась вверх, я вспомнила, что хотела расспросить Еву о том, что было после того, как Тибодо известили по телефону о гибели его жены. Я попросила Майка, чтобы он занес этот вопрос в свой список.
Небольшое помещение, служившее кабинетом управляющего отделом погрузки, было лишено всех атрибутов роскоши директорских апартаментов. Репродукции известных полотен без всяких рамок были прикреплены кнопками к стенам, вдоль стен стояли картотечные шкафы, на компьютере лежал такой толстый слой пыли, что его, наверно, не протирали с того самого дня, как сюда занесли, а стол был завален кипами документов.
Последовав приглашающему жесту Лиссена, мы вошли и сели на стулья перед столом.
— Мистер Тибодо попросил нескольких сотрудников спуститься к нам, поскольку без их разрешения я фактически не имею права осматривать вверенные им площади хранения.
— А мы не могли бы перейти в другое место, чтобы я мог делать записи по ходу беседы? — спросил Майк, оглядывая неказистое помещение.
— У нас тут мало пригодных для этого комнат, детектив.
В коридоре раздались шаги, и на пороге комнаты появились двое мужчин и женщина. Я сразу узнала высокого лысого мужчину, который вместе с мистером Лиссеном был в порту прошлой ночью.
— Меня зовут Тимоти Гейлорд. К сожалению, именно в моем ведении находится отдел египетского искусства, — сказал он, протягивая руку.
Мы с Майком поднялись в нашем тесном закутке и поздоровались с пришедшими. Второй мужчина представился как Эрик Пост, заведующий отделом изобразительного искусства Европы, а Анна Фридрих возглавляла отдел стран Африки, Океании и обеих Америк.
Гейлорд взял на себя инициативу.
— Мори, почему бы нам не перебраться в нашу кладовку? — Он повернулся к нам с Майком. — Здесь есть одна комната, в которой хоть можно работать. Она гораздо удобнее, чем это помещение.
— А тем временем можно просмотреть ваши файлы на компьютере? — обратилась я к Лиссену.
— Если только тут найдется хотя бы один файл. — Он махнул в сторону запыленного монитора. — Наше подразделение самое отсталое в техническом плане. Все каталоги хранятся наверху, а мы — обыкновенные мускулы. Нам сообщают, что и куда надо переместить, а мы исполняем. Времени на учебу, на обращение с умной техникой у нас, поверьте, просто нет. Рано или поздно кто-то наверняка возьмется за эти бумажные завалы и наведет порядок. Хотя за все время работы я потерял разве что две африканские маски и несколько поддельных статуэток. Ну, может, еще немножко низкопробных картин, которые стыдно и на стенку-то повесить.
Лиссен закрыл кабинет, и мы последовали за Тимоти Гейлордом. Из юго-восточного крыла подвала мы двинулись по длинному коридору без единого окна, двери или лестницы и несколько минут шли вдоль унылых цементных стен.
— А что за этими стенами? — поинтересовался Чепмен, дыша чуть ли не в спину Гейлорда.
Тот обернулся и спросил с улыбкой:
— Хотите знать, детектив, где самое доходное место в музее?
Никаких догадок ни у кого из нас не возникло.
— Там за стенами подземная автостоянка. Основную прибыль музей получает именно от нее. А город, в отличие от всего прочего, с этих денег не получает ни цента.
— Это общественная стоянка? — уточнил Майк.
— Да, здесь оставляют машины посетители музея и обитатели соседних элитных зданий. Мне, как истинному ценителю искусства, горько признавать, что гаражи, как видно, являются самым существенным источником доходов великого Метрополитен.
Услышав такую информацию, Майк, наверно, поморщился. Неожиданно появилась очередная головная боль. Тот факт, что кто-то мог надолго оставлять машину в непосредственной близости от музея, приводило к тому, что надо было проверить еще один громадный объект.
Мы завернули за угол и двигались к северной части здания. Теперь в коридоре появились двери, каждая с номерным указателем. Гейлорд остановился перед третьей и повернул ручку. В большой квадратной комнате по обе стороны стола сидели две молодые женщины. У обеих на голове были обручи с пристегнутым увеличительным стеклом, с помощью которых они рассматривали модель древнего судна.
— Нам это помещение нужно примерно на час, — обратился к ним Гейлорд. — Вы не могли бы ненадолго прервать свои занятия?
Женщины разом сняли обручи и уверили нас, что нисколько не возражают против небольшого перерыва в работе.
Мы сели за стол.
— Пьер только что сообщил мне по телефону имя жертвы, и мне ужасно жаль. Я знал Катрину Грутен. — Гейлорд помолчал, словно отдавая дань памяти погибшей коллеги. — Катрина была многообещающим ученым. И я осознаю свою личную ответственность за то, что мисс Грутен нашли в саркофаге, который принадлежит моему отделу. Эрика с Анной я позвал потому, что их сведения тоже могут быть полезными. Они оба ее довольно хорошо знали. Вы с чего бы хотели начать?
Я хотела знать о жертве все. Каким она была человеком, с кем общалась, как относилась к работе и как привыкла отдыхать и, наконец, есть ли у ее близких какие-нибудь предположения по поводу того, что с ней произошло. Чтобы воссоздать события, приведшие к смерти Катрины Грутен, мне нужен был ее развернутый портрет, я хотела представить ее жизнь как можно полнее.
Майк, напротив, не хотел знать об убитой ничего, кроме точных фактов. Таким образом он берег свою психику, абстрагируясь от личности жертвы. И хотя он, как настоящая ищейка, будет с дотошностью узнавать любую мелочь о жизни Катрины, внутрь себя он ничего не пустит, чтобы не относиться к ней и ее образу жизни предвзято. Его не интересовало, хорошо или плохо к ней относились ее знакомые, имела ли она многочисленных интимных партнеров или жила затворницей. Единственное, что имело значение для него, это то, что смерти она не заслужила, и Майк будет упорно искать мерзавца, который подвел ее к столь ужасному концу.
— Предполагаю, каждому из вас есть что рассказать о Катрине, какой вы ее помните по работе и в личном общении. Нам важна любая деталь.
Начали с Гейлорда.
— Наверное, я с ней знаком меньше всех остальных, — начал он. — Вы слышали о совместном проекте, который мы готовим с Музеем естествознания?
— Да, нам известно, что в следующем году откроется грандиозная выставка и что по этому поводу вчера состоялась торжественная церемония. Но ни я, ни детектив Чепмен в детали не посвящены.
— Вот уже более ста лет между нашими двумя музеями идет достаточно жесткое соперничество. Их
