— Машина готова?
Ашир Аширович цокнул языком. Так он обычно выражал свое удивление или негодование по поводу бессмысленного вопроса.
— Понятно, — сказал Баранов. Он повернулся к ребятам и как можно строже спросил: — А где остальные?
— Джибладзе и Бойцов в спортзале, — ответил Славка, — а Мазур и Черепков в воздухе.
— Как в воздухе?
Славка ткнул пальцем на приземляющихся парашютистов.
— Так это они?! — Козырьком фуражки Баранов прикрыл глаза от бьющего прямо в лицо солнца. — А третий кто?
— Харитонов.
— Да, — сказал Баранов, в недоумении потирая подбородок. — Тысяча и одна ночь.
— Что? — переспросил Славка.
— После обеда, говорю, полеты, — гаркнул Баранов и прямо через летное поле зашагал к зданию КДП.
На рулежной дорожке его догнал открытый «газик».
— С повышением, капитан, — сказал Храмов, останавливая машину.
— Спасибо.
— Ну как, приняли в оркестр?
Баранов, скосив насмешливый взгляд на Харитонова, который сидел рядом с доктором, отрицательно покачал головой.
— Говорят, у каждого есть голос, но не каждому дано петь.
— Так и сказали?!
— Так и сказали, — подтвердил Баранов. — Ну как ребята, Харитонов?
— Ничего, — буркнул прапорщик, не отрываясь от газеты. — Музыкальные.
После обеда Джибладзе преподнес Баранову букет полевых цветов.
— От имени экипажа, — сказал Миша. — Поздравляем, желаем удачи и… понятливых курсантов.
Баранов был явно тронут вниманием учеников и не скрывал этого. Щеки его стали пунцовыми, и он, растерявшись, сунул букет подвернувшемуся под руку Артыкову.
— В баночку… Только бензина вместо воды не палей.
Ашир Аширович досадливо щелкнул пальцами, пробурчав под нос что-то о несолидном поведении некоторых пилотов.
Баранов прошелся вдоль строя, потер ладонью о ладонь и весело спросил:
— К самостоятельному вылету готовы?
Сказал он это буднично и просто, словно речь шла об очередной, никого особенно не волнующей лыжной прогулке. И ребята восприняли эту новость без лишних эмоций, с видом людей, за плечами которых по доброй тысяче летных часов. Не выдержал лишь Алик Черепков. Жестко ущипнув стоящего рядом Славку, он ликующе прошипел ему в самое ухо:
— Земли сейчас полный рот будет. Баранов вяло поморщился:
— Мрачный у вас юмор, Черепков. Вы, случайно, не фаталист?
— Его рацион не устраивает, — прыснул в кулак Славка.
— А-а, — протянул Баранов и, сцепив за спиной пальцы так, что хрустнули суставы, картинно прошелся вдоль строя. — Могу заверить: пока летаете со мной, рацион ваш изменений не претерпит. Сегодня, Черепков, вы в этом убедитесь… Как самочувствие? Больных нет?
Алик сделал шаг вперед и скороговоркой выпалил:
— Курсант Черепков к полету готов.
— Отставить, Черепков. Ты сегодня полетишь вторым.
— Почему? — изумился Алик.
«Вопросы «почему» в армии популярностью не пользуются», — это говорил Жихарев. Никита помянул его добрым словом и с любопытством посмотрел на Баранова: как-то он отреагирует?
— Курсант Черепков, станьте в строй. Когда Алик занял свое место, Баранов сказал:
— Выдержка — одно из главных качеств пилота. Умейте управлять собой как в воздухе, так и на земле. Ясно, Черепков?
— Так точно, товарищ капитан.
— Вот и отлично. Мазур, к вылету готов?
— Товарищ капитан, курсант Мазур к вылету готов! — отчеканил Никита.
— Так… Инструкцию помнишь?
— От корки до корки, товарищ капитан.
— Высота пятьдесят метров после взлета. Отказал двигатель. Ваши действия?
— Отворачиваю влево на пятнадцать градусов, не теряя скорости. Планирую на пахоту соседнего колхоза. Сажусь с убранным шасси.
Баранов удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос:
— Идете на посадку. Выпустили шасси. Правая нога не вышла. Ваши действия?
— Ухожу на второй круг. Пытаюсь выпустить шасси аварийно.
— А если и в этом случае отказ?
— Набираю высоту и несколько фигур высшего пилотажа… Авось от перегрузок выскочит.
— А если авось не выскочит?
— Тогда опять на пашню.
Баранов хлопнул ладонью по обшивке крыла и улыбнулся:
— Ну давай, с богом, как говорится.
Никита, чувствуя, как неуемно забилось под курткой сердце, быстро забрался в самолет.
— Задание понятно? — еще раз спросил Баранов.
— Взлет, полет по кругу, посадка, — повторил Никита.
— И не отвлекаться, — предупредил Баранов и для пущей важности потряс кулаком. — Никакой отсебятины. Я Икаров не люблю.
— Кого? — удивился Черепков.
— Икаров! — весело вскинув бровь, отчеканил капитан. — Икар — родоначальник всех аварийщиков. Не послушал папу, взлетел к солнцу, воск расплавился, и бедняга свалился в штопор. Несерьезно. При таком отношении к делу недолго и в ящик сыграть. Понятно?
— Не беспокойтесь, товарищ капитан, — заверил Баранова Мазур. — Все будет, как учили.
Мазур запустил двигатель. Финишер поднял флажки — вверх и в сторону. Вот он, желанный миг! Боковым зрением Никита увидел сосредоточенное лицо Баранова, Ашира Ашировича, вскинувшего в дружеском напутствии руки, замерших в молчаливом ожидании ребят.
— Поехали, — скомандовал сам себе Никита, и ладонь его легла на сектор газа.
Как только самолет тронулся, цепь ощущений замкнулась. Теперь надо было работать — внимательно следить за приборами, выдерживать скорость, высоту, наблюдать за оборотами двигателя, точно выбрать угол снижения, учитывая при этом силу и направление ветра, и постараться при посадке не дать «козла».
Никита вырулил на взлетную полосу и звенящим от напряжения и счастья голосом запросил разрешение на взлет.
— «Горизонт», я — сто тридцать пятый, я — сто тридцать пятый… Разрешите взлет!
Руководитель полетов, который всех летающих знал по голосам, сразу же понял, что перед ним новичок, и постарался проинтонировать свой ответ как можно мягче и доброжелательней. Большего при всем желании он сделать не мог — инструкцией категорически запрещались не относящиеся к делу разговоры.
— Сто тридцать пятый, я — «Горизонт»… Взлет разрешаю!
Никита двинул вперед сектор газа и, чуть придержав, отпустил тормоза. Самолет зверем рванулся вперед. «Хорошо, — одобрил свои действия Никита. — Теперь бы плавно отодрать носовое». «Як» был модифицирован. В отличие от своего предшественника он, как и «МиГ», имел трехколесное шасси. Носовое
