хочешь, и добился своего. А вот мы — на распутье. Каждый на коне, перед каждым три дороги, а по какой топать — никто не знает. Причем случилось это совсем недавно, летом. В один день наш дружный и спаянный коллектив — пополам, как льдина папанинцев. Раскол произошел.
— Кто же нас так рванул? — заинтересованно проговорил Никита.
— Жизнь. — Димка сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев.
— А конкретней?
— Завод. Обыкновенный заводишко по ремонту сельскохозяйственных машин, мы там практику проходили. Первое время, естественно, присматривались, примеривались — в общем, разбирались, что к чему. А потом и сами вкалывать начали. Работали добросовестно — не хотелось перед рабочим классом лицом в грязь ударить. Ну, аванс, как обычно, мизер, а в получку… Мелехов — сто пять, Григорьев — сотню, и остальные примерно в таком же размере.
— А ты? — с любопытством спросил Никита.
— Шестьдесят пять, — смутился Димка. — Но я несколько дней отсутствовал — на соревнованиях был.
— Понятно, — сказал Никита, который уже уловил мысль брата. — И ты решил…
— Это не я решил, а Мелехов, Григорьев да еще несколько умников. На кой черт, кричат, нам это высшее образование, если мы и на заводе по две-три сотни всегда заработаем. А в институте — пять лет штаны протирай, затем — молодой специалист, а в молодых сейчас лет по десять ходят, оклад — сто двадцать, потолок — заведующий отделом — сто восемьдесят. Вот тебе и задачка. Реши-ка ее попробуй.
— Это уже уравнение, да к тому же с двумя неизвестными. — Никита потер подбородком левое плечо и усмехнулся: — А ты-то насчет этого что думаешь?
— Решил, что каждый должен заниматься своим делом. Нравится — крути гайки, обожаешь быструю езду — садись за баранку, а лично я буду поступать в институт физкультуры.
— Ты хорошо подумал?
— Долго, — улыбнулся Димка.
Никита спустился на пристань и купил два билета на прогулочный пароходик.
— По Волге соскучился, — сказал он, словно оправдываясь.
Пароходик был новенький и весь — от кормы до форштевня — спорная, как надраенная курсантская бляха. Под стать ему был и экипаж — молодые парни.
Братья уселись на подветренном борту. От ровного стука двигателя скамейка тихо вибрировала. Сильно припекало солнце. Никита расстегнул ворот рубашки и, окинув взором крутой изгиб реки, песчаную отмель над обрывистым берегом, вспомнил, с каким азартом и упоением они гоняли здесь шайбу.
Через час пароходик сбавил ход и, лихо развернувшись, ткнулся боком в свисающие с дебаркадера резиновые покрышки.
— Я опаздываю, — сказал Димка, взглянув на часы. — А мне еще домой, за доспехами.
Никита остановил такси.
— Прошу. И поменьше эмоций. Как говорит наш инструктор, в воздухе надо работать.
— На ринге тоже, — сказал Димка, залезая в машину.
Димка выиграл за явным преимуществом. Он дважды послал своего соперника в нокдаун, и судья прекратил бой.
Никита ждал брата на улице и, когда тот вышел, взял его под руку. Некоторое время они шли молча.
— Ну? — наконец не выдержал Димка. — Что ты на это скажешь? — Он вытащил из кармана золотую медаль чемпиона и протянул ее брату.
— Спрячь, — строго сказал Никита. — Есть вещи, о которых не орут во все горло.
Димка смущенно замолк и, спрятав медаль в коробочку, засунул ее в свою увесистую спортивную сумку.
— Зол ты, однако, Димка, и агрессивен. Я раньше за тобой такого не наблюдал.
— На ринге иначе нельзя, — быстро, словно боясь возражений, проговорил Димка. — Здесь или ты его, или… котлету сделает и спасибо не скажет.
— Жестокий спорт, — помолчав, сказал Никита.
— Жесткий, — поправил Димка. — И ты не прав, рассуждаешь, как болельщик-обыватель, для которого все три раунда — зрелище. Да, их действительно три. Девять минут страшного напряжения, и каждую секунду тебя подстерегает неожиданность. Но есть еще и четвертый раунд. Четвертый раунд — это самое тяжелое испытание для боксера. Все говорят — мускулы, физическая подготовка. А ведь мускулы сами по себе ничего не значат, потому что существует нечто более высокого порядка. Соревнуются не мускулы — они у всех хорошо подготовлены, соревнуются нервы, воля, дух… Вот что такое четвертый раунд. И этот четвертый раунд существует в любом виде спорта. Кажется, все, нет больше сил, но ты должен, обязан взять себя в руки и доплыть, добежать, вовремя ударить, доехать, долететь. Вот в чем смысл спортивной борьбы, да и вообще, по-моему, любой профессии. — Димка, наверное, не привык так долго говорить и поэтому когда кончил, то задохнулся, будто залпом опрокинул стакан холодной воды.
— Выпить бы чего-нибудь, — сказал он, останавливаясь и оглядываясь по сторонам.
— Выпить?! — удивленно переспросил Никита.
— Лимонада, говорю, хочу, — жалобно простонал Димка.
Братья зашли в кафе. Никита заказал пиво и сосиски, а Димка боржом и отбивную.
— С двойным гарниром, — предупредил он официантку.
Та прищурилась и, кисло улыбнувшись, предложила взять две порции.
— Хорошо, — сказал Никита. — Он израсходовал слишком много энергии. Давайте две.
Димка молча уплетал отбивные. Лицо его возмужало, плечи раздались, крепкие, с широкими запястьями и разбитыми суставами пальцев руки спокойно лежали на столе. Время. Как быстро оно летит! К одним приходит взрослость, и они мудреют, другие становятся брюзгами, третьих настигают неудачи, а у некоторых вообще рушатся надежды. Димка… Два года назад он был мальчишкой, не знал, что к чему и зачем, и вот на тебе, учит его, Никиту, своего старшего брата, жить. Четвертый раунд. А ведь он в чем-то прав. И даже, пожалуй, полностью. Четвертый раунд не каждому по плечу. Выдержал его Славка Завидонов, Алик Черепков, пробивающийся к своей мечте, как ледокол сквозь льды, Миша Джибладзе, Леня Коренев… И прав Димка: в жизни надо драться до конца, за все, что дорого тебе. Нельзя сдаваться, нельзя сворачивать с курса. Никита снова посмотрел на брата, но уже как-то по-другому, не как на меньшего, которого нужно поучать, а как на равного, с которым, как сказал бы Славка, можно пойти и на тигра.
— Ты помнишь про письмо? — спросил Никита.
— Какое? — Димка допил боржом и облегченно вздохнул.
— Которое ты мне прислал в училище.
— А как же, — улыбнулся Димка.
— Так ты на него ответил. Сегодня. Сам.
— Значит, одобряешь?
— Полностью.
— Тогда, как говорят боксеры, я выхожу из клинча и иду в бой с открытым забралом.
На сцену выползла девица с осиной талией и низким, хриплым голосом старательно запела:
— Пойдем, — сказал Димка, — терпеть не могу плохих исполнительниц хороших песен.
Никита расплатился, и братья вышли на улицу. Стемнело. Зажглись фонарики, и улица, расцвеченная
