чем победы, и только через поражение можно, как ни парадоксально, прийти по-настоящему к большой победе и оценить ее вкус.
Марк — мое поражение, через него я познала мир, и жизнь, и себя, и это поражение со временем и с пониманием стало дороже всех моих побед, и я берегу его — чувство его, память о нем, как не берегу память ни о чем другом.
Мне позвонил Рон, он часто звонит мне на правах старого приятеля. Как ни странно, это его смешная теория тогда, давно, подтолкнула меня к моему выбору. Впрочем, может быть, теория была и не его, может, ему ее подсказал Марк, не знаю, никогда не спрашивала, а теперь уж точно не имеет никакого значения.
В любом случае он сообщил, что разговаривал с Марком по телефону, и тот сказал, что планирует приехать через пару месяцев, и попросил передать мне привет, что он, Рон, этим звонком и делает. Я вспомнила, как Зильбер мне однажды сказал, что жизнь почти всегда дает второй шанс.
Другой вопрос, захочешь ли ты воспользоваться им? — подумала я.
Америка притягивает тех, кто больше ни к чему притянут быть не может. Да, как-то так случилось, что я тоже давно уж не читаю нараспев ни одного раскатистого гимна. Когда так долго странствуешь — не видно ни флагов, ни регалий, ни орлов с потрепанными временем главами, когда так долго странствуешь — годами, все как-то сглаживается... В списке городов с их конными чугунными божками ты помнишь лишь себя, бредущего дворами одним путем своим, которым и идешь. Мы сидим вдвоем — ты, да я в тихой, заснувшей кухне, вечер рассыпается свежестью еще не опавшего дня, чайник на газовом огне пухнет и исходит топленым жаром подмоченного кипятка. Что до меня, то я вижу, как будущее вместе с беззвучным паром выскальзывает в застывшую прореху окна. Я легко могу дотянуться до твоего плеча, вязкого, как задутая недавно свеча, но боюсь обжечься. От прикосновения становится горяча не только рука, но и взгляд, оттого он скользит наугад по другим, менее опасным предметам: капля на кране набухает и как капля дождя на лету рассыпается светом. Так же и с прошлым — его нету. Прошлое есть нелепое порождение вчерашнего сна. Окно скрипит лишь слегка, напрягая выпуклый ветер, пальцы твои, переплетаясь, напоминают сети, в которые я заплыл из несуществующего теперь далека. Время — это мгновение, упирающееся в твои глаза. Время — это плавность груди под легким шелком халата. Это, возможно, хрупкий привкус граната, так его рисовал на своих картинах Дали. Время только в настоящем обретает реальность. Как эта кухня, как, прости за банальность, твое дыхание во время любви. Думая о тебе, я вспоминаю антилопу, которую видел однажды в горах, в лесу, с пятнистой тяжелой попой, живущей отдельно от ее напряженного тела, 
