Я едва выстоял оставшиеся часы.
Уже перед самой сменой караула вновь появился Изот. Подошел решительно, поднял согнутые крючком пальцы - постучать, но был остановлен уже вполне уставным:
- Главнокомандующего нет! Впускать никого не велено!
Советник ссутулился, опять затеребил губу и ушел, так ничего и не сказав.
Смена караула прошла по привычному уже сценарию. В полдень промаршировала колонна, в хвост которой пристроились мы, но пришлось долго еще болтаться сперва в конце, а потом и в середине цепочки, пока капрал не обошел все посты, не выстроил нас на плацу перед казармами и не дал команды разойтись.
Наконец освободившись на те двадцать минут, что нам дали, чтоб пообедать и оправиться, я припустил к Калкулюсу. Мне до зарезу требовалось рассказать обо всем кому-нибудь. Кому-нибудь, кто смог бы мне все объяснить.
Гном был занят. Шептался, склонившись над картой города, с одним из заговорщиков - тем, что отвечал за портовые службы и вход в гавань.
- А! Заходи, заходи, - обрадовался он и приветливо помахал широченной ладонью. - Мы скоро.
Я не стал мешать - снял со стены погасший факел, разжег от адски полыхавшего камина и прошел в темный угол, где по старой памяти надеялся найти недоеденный завтрак, оставленный со вчерашнего ужина. Факел зачадил и скоро потух, но это уже не помешало поискам. Я не обманулся в своих ожиданиях - под третьей поднятой крышкой обнаружились толстые сардельки в овощном рагу. Схватив тяжеленную чугунную сковороду за предусмотрительно длинную деревянную ручку, я вооружился не очень чистым мясницким ножом.
Присев на теплую ступеньку, водрузил обед на пылающие угли и принялся помешивать враз зашипевшую массу, а заодно и отправлять в рот подогревшиеся куски. Времени было не так много, а без часов я и вовсе боялся опоздать к построению. Но они и впрямь уже закончили. Портовый скатал карты в трубочку, покосился на прощанье недоверчиво и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Гном, довольно потирая руки, сел на ступеньку рядом, голыми пальцами подцепил со сковороды шипящую сардельку, похвалил, задорно блестя голубыми самоцветами в узких прорезях кирпично-красного лица:
- Молодец! Сразу видно - бравый солдат!
Я отмахнулся, время поджимало. Выложил на духу, все как есть.
Калкулюс даже бровью не повел.
- Мы, гномы, в каменных стенах не хуже домовых. Ведьма и раньше к Марку бегала. Без стыда и зазрения совести. Даром, что гордячка, а прицепилась как репей. - Такое простое объяснение как-то неприятно поразило меня. Я сник. - Мне вот другое интересно... - Он выждал театральную паузу, - зачем её Изот в темницу водил, а потом в собственных покоях запер.
Поперхнувшись от неожиданности, я проглотил непрожеванный кусок. Спросил, морщась от скребущих ощущений за грудиной:
- А он запер?
- Запер, - подтвердил Калкулюс, - после того, как она упала в обморок в его подвалах.
Здесь я поперхнулся другой раз - уже чуть затхлой водой из бадьи, что стояла прямо у камина.
- Плохо, - сказал я, отерев губы, - я ведь послал к ней Анатоля сегодня утром. Да и ещё! - вдруг вспомнил я, - Рол просил о встрече.
- Посмотрим, - уклончиво ответил гном и добавил на мой вопросительный взгляд, - послы из Белгра пересекли вчера границу. Идут небольшим отрядом, сушей. Будут здесь со дня на день. Что замечательно - Брониславы нет с ними!
В ярком свете полудня дом Ведьмы был мрачен и явно пуст. Стоял, незрячий, с закрытыми ставенками, посреди черного сада, где, прячась от жаркого солнца, уже сложили бархатные лепестки темно-синие розы. Девушка и Анатоль замерли у калитки, не решаясь ступить за ограду.
Из-за закрытых ставен тянуло нехорошим душком: смесью ожидания и угрозы. Где-то в саду, под плакучими ветвями карликовых ив, журчал ручей. Толстый полосатый шмель, жужжа, делово пересек черный гравий дорожки, опустился на качнувшийся бутон и, смешно шевеля задними лапками, полез внутрь. С крыши, зашуршав по стене, упала в траву черепица.
Анатоль запрокинул голову, встретившись с пристальным взглядом каменной горгульи.
Тварь сидела, мирно сложив крылья, невинно глядя во двор. Часть черепичной кладки под левой лапой изваяния выкрошилась уродливой щербиной.
- Идем? - Девушка робко тронула пальцы.
Анатоль улыбнулся, сжал хрупкую ладошку и распахнул калитку. Под крыльями оскалившихся гарпий, они прошли, держась за руки.
Надпись с именем Ведьмы не зажглась, когда они ступили на крыльцо, будто намекая - дом пуст. Тонкие пальцы выскользнули из ладони Анатоля, когда Девушка взбежала по ступенькам и требовательно постучала кулачком в дверь.
На стук отворил королевский гвардеец. Смерил обоих невыразительным взглядом и, неопределенно махнув рукой, скрылся в полутьме длинного коридора. Нахмурившись, Девушка повернулась к Анатолю. Тому оставалось лишь подняться на крыльцо и войти внутрь первым.
По сравнению с памятным вечером, наполненным волшебной аурой света и музыки, зеркальный коридор был гулок и мрачен. Чары развеялись. Влажный запах розового масла сменился сухим и пыльным духом давно заброшенного помещения. Очевидно, Ведьма не держала слуг.
Гвардеец повернул уже в правое крыло, противоположное тому, где, как помнил Анатоль, были спальня и кабинет Ведьмы. Любопытствуя, он поспешил следом, а Девушка не отставала и на шаг. Короткий переход и несколько ступенек вниз вывели их на просторную кухню.
Кто-то стряпал здесь, часто и, судя по утвари, расположенной так, чтобы все необходимое моментально подворачивалось под руку, с любовью. В центре, на разделочном столе, покрытом мраморной плитой, в окружении трех пудовых кружек восседала маленькая зеленоглазая девчонка. Сосчитав число кружек, Анатоль обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как другой солдат захлопывает дверь.
- Госпожа? - обернулся он к девчонке, угадав, что именно она здесь - главная.
Она казалась обиженной, сидела надув губы, глаза же против ожидания наоборот, светились тихой зелёной яростью.
- Зачем пришли? - спросила она их, и по голосу, неожиданно взрослому, резкому, Анатоль угадал вдруг в ней ктрана.
- Ктран! - обрадовался он, улыбнувшись от уха до уха. Лесные отшельники, ктраны не были частыми гостями ни в больших городах, ни даже в столице.
Девица закатила глаза к потолку и повторила, обращаясь уже к Девушке:
- Зачем пришли?
Девушка оглянулась на стоявшего за спиной гвардейца, перевела взгляд на Анатоля и пролепетала нерешительно:
- Приворота вот на него попросить, чтобы век одну меня любил, - и, подойдя вдруг ближе, провела пальцами по щеке обалдевшего Анатоля, - прости, миленький, ты у меня такой ветреник.
Последовавший за этим поцелуй, нежный, но от того не менее страстный, заставил гвардейцев во все глаза вытаращиться на парочку. Руки Анатоля, сперва висевшие безвольно, опустились на талию Девушки. Завершив, Нинель задержала ладони на плечах Анатоля. Склонив белокурую головку, она провела языком по губам, снимая с них вкус поцелуя.
- Ложь, - констатировала Рокти, когда оба они взглянули на неё, будто бы спрашивая: 'ну как?'.
Гвардейцам хватило одного короткого кивка, чтоб, не взирая на сантименты, кинуть отчаянно сопротивлявшуюся парочку в холодные недра глубокого подвала. Солдаты вернулись к прерванной трапезе, Рокти же слишком нервничала, чтоб оставаться на месте. Спрыгнув со своего насеста, она отправилась в одну из башенок - посмотреть на город, на дворец, откуда должна была вернуться Ведьма, или, по крайней мере - прибыть главнокомандующий.
Потому она не услышала, как опомнившийся, наконец, Анатоль взбежал по крутой лестнице, заколотил кулаками в дверь, выкрикивая: 'Никита! Тебя ищет Никита!'. Отчаявшись, он сел, в конце концов, на верхней ступеньке.
- Не понимаю, - пожаловался он Девушке, высасывая многочисленные мелкие занозы.
Она поднялась по ступеням и села рядом. В подвале было сыро, и он приобнял её, укрыв полой расстегнутого камзола. Она доверчиво прижалась к нему.
- Не говори ей про Никиту.
- Не понимаю! - повторил он, отстранившись удивленно.
- Просто не говори, - повторила она и притянула к себе за воротник.
Он склонился, и длинные, рыжие, завитые по последней моде, локоны закрыли их лица.
Круг разомкнулся.
Воин вздрогнул, ощутив внезапно потерю целостности. Подняв взгляд от разложенной на столе карты - он следил передвижения Белгрского посольства, сверяясь с последними депешами, доставленными голубиной почтой в столицу - поглядел на спящего в кресле мальчишку. Рато свернулся калачиком, уткнув голову в колени, дышал ровно, едва слышно. Новое звено новой цепи. Марк больше не был Тринадцатым. Вновь, как и сотни лет назад, когда был он ничем и имя ему было никто - он стал Первым... и снова единственным.
Он давно ждал этого часа, с тревогой следя, как медленно, но неотвратимо взрослеет Девочка. Опека Сирроу - ненавязчивая и неотвязная как тень - не давала ей вырасти слишком быстро, и Марк был благодарен оборотню, хранил взамен их маленькую тайну, ослаблявшую древний союз.
Но едва ли он ждал, что Девушка первой потеряет свою суть, и потому удар оказался внезапен и особенно горек. До белых пальцев сжав кулаки, Марк уперся подбородком в грудь.
- Никогда не ошибается, никогда не ошибается, - цедил он сквозь зубы, понимая, что уже не сможет ничего исправить.
Ногти впились в ладонь, и Марк, наконец, очнулся, медленно выдохнул, сбрасывая напряжение с плеч. Еще не все было потеряно. Никто не узнает, если он будет молчать.
Марк вновь поглядел на спящего мальчишку, чувствуя смутные угрызения совести за то, что вот так просто оставляет Тринадцать без защиты, предоставляя каждого - самому себе. 'Ничего, - пришла, успокаивая, мысль, - будет вторая попытка, где я не допущу больше промахов'.
- Надеюсь, хоть ты никогда не изменишь себе, - прошептал он, вглядываясь в его лицо. Мальчик не шевельнулся. Марк мысленно поклялся, что будет больше доверять этому ребенку. Доверять больше, чем доверял Эдель. Дети умеют видеть.
Глава 17.
