— Не может быть! — Фиона отступила на шаг в театральном изумлении. — Джордж никогда в это не поверит. Ты теперь предстанешь в глазах Джорджа совершенно в новом свете.
— Доктор сказал, что мне нельзя волноваться, — вздохнул Барни. — Полный покой. Напомни, пожалуйста, Джорджу, что я теперь инвалид. И передай ему: Сайан пригрозила, что, если я еще раз выскочу откуда-нибудь, как чертик из табакерки, она за себя не ручается и может нечаянно отвесить мне тумака. При моем состоянии здоровья один хороший удар может меня запросто прикончить.
— Вас никакой, даже очень хороший удар не прикончит, — сказала Сайан. — Эмили говорит, что, если вас сбросить вниз со скалы, вы все равно удачно приземлитесь.
Фиона согласно закивала.
— Очень мило! — сказал Барни. — Вот истинное сочувствие к человеку, которому прописали меньше работать и больше отдыхать в ближайшие шесть месяцев.
— Шесть месяцев? — вздрогнула Сайан.
Он пожал плечами:
— Ну… шесть… три… какая разница? Месяц туда, сюда — какой может быть счет между друзьями?
— Если такой друг намерен работать почти у меня в спальне, то, пожалуй, на этом стоит остановиться подробнее.
Он, конечно, не собирался работать прямо у нее в спальне, и на самом деле они просто дурачились. Сайан даже и не льстила себе надеждой, что ей грозит какая-нибудь опасность со стороны Барни Холлиза.
— Не выгоняйте меня из комнаты Нелли, пожалуйста, — взмолился он. — Я буду приходить сюда днем, пока вы на работе. Как только вы войдете в одну дверь, я тут же выйду в другую.
Сайан тут же представила себе, как она облокачивается на его пишущую машинку и говорит: «Все вон, я пришла домой». И вообще, это была комната Джорджа с Фионой и они могли делать с ней все, что угодно. Но Фиона все же очень деликатно и вполне серьезно обратилась к Сайан:
— Ты не против?
— Конечно нет, — вздохнула Сайан, и они оба — и Фиона, и Барни — явно почувствовали облегчение, как будто ее слово здесь было решающим.
— Спасибо, — сказал Барни.
— Я сегодня же вечером повешу здесь занавеску, — заявила Фиона.
— Дай мне ткань, — попросила Сайан. — Я сама все сделаю. Надеюсь, Нелли по-прежнему будет давать вам вдохновение, — сказала она Барни.
— Не сомневаюсь, — ответил он. — Такую женщину, как она, я ищу всю жизнь.
Сайан пошла с Фионой вниз. Ванну можно принять позже, а сейчас, подумала она, лучше выпить чаю. Пока Сайан резала хлеб, они болтали о Барни Холлизе. Фиона знала, что раньше он всегда приходил в ту комнату, где сейчас был склад.
— Я не думала, что он снова захочет там работать. Но, как бы то ни было, Джордж согласился, так что, надеюсь, Барни тебе не будет мешать. Днем ведь тебя не бывает, а он всегда работает в дневные часы.
Сайан намазала хлеб толстым слоем масла и сказала:
— Ты действительно считаешь, что мне нечего бояться Барни, ну, ты меня понимаешь?
— Да ты что, конечно нет! — ответила Фиона. Она сказала это так уверенно, что Сайан с трудом скрыла улыбку. Все-таки это было бестактно: Фиона даже представить не могла, что Сайан удастся отвлечь Барни от его писательских трудов.
Она вспомнила Натали, ее чистый уверенный голос по телефону, — девушка, привыкшая к тому, чтобы ее слушали. А он даже не потрудился перезвонить ей.
— Пожалуй, Нелл Гвин была бы ему подходящей подружкой, — сказала Сайан.
Фиона хихикнула:
— А разве тогда не приравнивалось к государственной измене посягательство на Нелл Гвин?
— С его-то везением, — заметила Сайан, — ему и это сошло бы с рук.
Джордж поднялся по лестнице с нижнего этажа.
— Чай готов? — сразу спросил он.
— Поставь чайник на плиту, и скоро будет готов, — сказала Фиона. — Сайан пошла к себе наверх, а я ее не предупредила, что там был Барни, и знаешь, что случилось?
— Что? — спросил Джордж, открыв рот.
— Ничего, — вступила в разговор Сайан.
— Какое невезение, — хмыкнул Джордж. — Это вы для меня приготовили бутерброды?
— Нет, — сказала Сайан, — но можешь взять один, чтобы не умереть с голоду до чая.
Джордж взял два.
— Она меня совсем не кормит, представляешь, — пожаловался он.
— Да будешь ты прощен, — сказала Фиона, выуживая из холодильника колбасу, котлеты, ветчину и яйца.
Сайан взяла поднос и тихонько поднялась к себе. Она молча заглянула в складскую комнату. Барни сидел у окна, но не печатал и ничего не диктовал в микрофон. Он оперся подбородком на руку, и если думал сейчас о своей работе, то Сайан не хотела ему мешать. Если бы он нахмурился или посмотрел бы на нее пустыми глазами, она не сказала бы ни слова, просто ушла бы к себе и занялась своим чаем.
— Привет! — сказал Барни довольно дружелюбным тоном.
— Хочешь чашечку? — спросила Сайан.
— Спасибо. — Он встал и подошел к ней. — Можно считать, что меня пригласили войти?
— Формально — да, — сказала она, и он ступил в ее комнату, с грубых, корявых досок на другие — лакированные под светлый дуб. На ковре стоял ярко-алый ларь, который она использовала в качестве столика. Кроватью ей служил диван с черно-белыми подушками и красными круглыми валиками по бокам. Еще у нее была пара плетеных кресел с такими же подушками, как и те, что лежали на диване. Барни пододвинул одно из кресел, а Сайан села на диван. Она разлила чай, разложила бутерброды и спросила:
— Как идет работа?
— Пока не очень. Я только начал, когда случилась эта авария. Теперь мне надо снова поймать настроение. — Барни не торопясь огляделся, поднялся и пошел в угол, где она иногда лепила, просто для развлечения. Это была совсем не ее стезя, она могла только копировать чужие работы, но ей нравилось это — ощущение глины в руках было целебным и отрадным, успокаивающим. Она понимала, что у нее нет в этом деле никакого таланта. В художественной школе они не проходили лепку. Только когда Сайан обзавелась собственным домом, она купила немного глины и попыталась кое-что слепить. Потом она сминала свои работы и делала другие — это было все равно что чертить что-нибудь или разгадывать кроссворды.
— Не смотри туда, — сказала Сайан.
— Почему? А что это такое?
— Кошка. — На самом деле это могло быть что угодно. Оно было квадратным, сидящим, и у него было два острых ушка.
— Вы продаете их в салоне? — спросил Барни, и Сайан тут же зашлась смехом:
— Ты шутишь! Лэнгли не дотронулся бы до такого произведения даже длинной-предлинной палкой. Я их делаю просто так, для развлечения.
— И кого ты этим развлекаешь?
— Себя! Я же их делаю. Потом смеюсь над ними как сумасшедшая и снова сминаю в комок.
— Похоже на садизм.
— Не больше, чем делать снеговика или замок из песка. А ты разве никогда не писал что-нибудь, а потом не рвал это и не засовывал в корзинку для мусора?
— Очень даже часто.
— Ну вот, это то же самое.
— Понятно, — сказал он. — Только, пожалуйста, не расплющивай его, пока я здесь, ладно? Он
