застонал от боли, когда вода хлынула на раны, Мак поднялась. Его рука вынырнула из-за занавески и сомкнулась на ее запястье.
Мак машинально обернулась и увидела, в каком он состоянии. Его широкие плечи сплошь были покрыты синяками и кровоподтеками. На ребрах содрана кожа. И еще он был обильно «украшен» старыми шрамами. Длинные неровные и припухшие, они тянулись через грудь к спине. В предплечье чернела рана, а кожа вокруг нее была огненно-красной. Опустив глаза, Мак заметила, что бедра его тоже покрыты синяками, а колени разбиты в кровь. Она отвела взгляд.
— Или ты сядешь и будешь спокойно ждать, или я втащу тебя в ванну.
Господи, что должен был испытать этот человек? И тогда, и теперь. Обнаженный, он казался беззащитным… и страдающим. Ей стало не по себе. Что же в действительности с ним произошло? Ей все равно, сказала она себе. Какое ей до этого дело?
Позже, много позже он наблюдал, как она ходит по кухне и готовит завтрак. Фунт бекона шипел на сковородке. Самая обычная жизнь, Томасу Мерфи хотелось, чтобы все было так, как казалось на первый взгляд. Сытный завтрак мужчины и женщины после ночи, проведенной в одной постели.
Они не разговаривали с тех пор, как он вылез из-под душа. Она молча, не давая ему одеться, протянула тюбик с лечебной мазью. Заново перебинтовала ссадину на его голове. Он видел, как она поморщилась, когда лила перекись водорода на пулевое ранение. Томас Джастис Мерфи немного удивился, когда Мак тщательно исследовала его рану, а потом втерла в его руку немного пахучей жидкости. После чего забинтовала руку и сделала перевязь.
Он чувствовал в ней какую-то перемену. Она все еще не доверяла ему, но страх ее исчез. Может быть, она ему поможет. Видит Бог, он нуждается в помощи. И это само по себе его раздражало. Мерфи привык рассчитывать только на себя.
— Тосты?
Ее вопрос прервал его размышления. Он внимательно посмотрел на нее: -
— Да. И побольше. С виноградным джемом. Неужели он уловил на ее лице тень улыбки, когда она отворачивалась к кухонному столу? Как это было бы мило!
— Виноградного нет. Только яблочный.
Она разбила в чашку четыре яйца и добавила молока. Вылила смесь во вторую сковородку и энергично взбила. Мысли ее перенеслись назад, в утро, так похожее на нынешнее, только тогда у стола сидел ее брат. Ей было уже десять лет. А ему двадцать. Она не дожарила бекон, сожгла яичницу, а в апельсиновом соке было полно зернышек. Но Остин сделал вид, что лучшего завтрака он в жизни не ел.
Почему она об этом вспомнила? Может быть, потому, что в этом мужчине увидела ту же страстность. Тот же гнев. Ту же горечь. Она осознала это много лет спустя, но прекрасно запомнила. Ей очень недоставало Остина. И всегда будет недоставать. Его смерть оказалась… безумной расточительностью. И безумной трагедией.
Мерфи пришлось буквально вцепиться в столешницу, чтобы не наброситься на еду. Она поставила перед ним полную, с верхом, тарелку и снова наполнила кофейную кружку. Затем уселась напротив него, наблюдая, как он ринулся в бой.
Сама Мак отщипнула лишь крохотный кусочек бекона.
спросила она неожиданно.
— Что с тобой случилось, Мерфи?
— После.
— После чего?
Он ткнул вилкой в остатки бекона.
— После того, как поем.
Значит, этот человек умирал с голоду. Она готова была поклясться, что ему и раньше приходилось голодать. Мак увидела, как он напрягся, потом снова расслабился.
— Ты избит до полусмерти.
Мерфи зарычал, затолкал в рот тост и продолжал с жадностью насыщаться.
Покончив с завтраком, он почувствовал себя хорошо — впервые за много дней. Он отодвинул тарелку и принял у нее очередную кружку кофе. Пора ей объяснить… Пожалуй, пора.
— Я строитель. Ехал на работу, и у меня сломалась машина. На попутках добрался до Конкорда. Обедал в маленьком кафе, пока парень с заправки съездил на грузовике за моей машиной. Он сказал, что нужны запасные детали, поэтому я поехал дальше на попутных.
Заметив ее недоверчивый взгляд, Мерфи пожал плечами:
— Я бываю неосторожен. Двое в пикапе притормозили. Они показались мне самыми обычными парнями. Слегка подвыпившими, но и только, а потом я увидел синие и красные вспышки полицейской машины.
Он встал и выглянул в окно.
— Не успел я понять, что происходит, как водитель вдавил педаль газа в пол. Нас начали преследовать.
— Ты просил их высадить тебя из машины?
Мерфи рассмеялся. Улыбка украсила его мужественное лицо.
— Просил? Я был слишком занят тем, что цеплялся за приборную доску обеими руками, рта не мог раскрыть.
Он снова сел и отпил из своей кружки.
— Полиция отрезала нам путь, и водитель повел этот чертов грузовик по средней полосе и повернул обратно к Конкорду. Засвистели пули.
Рассказывая сейчас об этом, слыша собственные слова, он вспомнил. Что-то в нем взорвалось. Точно в те секунды, когда прозвучали первые выстрелы, он потерял способность рассуждать и его мозг функционировал сам по себе.
Глава 3
— Водитель потерял контроль над управлением, и врезался в парапет набережной. Нас окружили полицейские. Меня вытащили из грузовика и поставили к борту. Тут до меня начали доноситься обрывки разговоров. Эти парни ограбили магазин автомобильных запчастей в городе.
Он пристально посмотрел на Мак, пытаясь оценить ее реакцию. Реакции не последовало. Ее лицо оставалось непроницаемым. Поерзав на стуле, он продолжал:
— Нас всех арестовали за вооруженное ограбление. Я объяснил, что просто попросил меня подвезти. Те двое рассмеялись и сказали, что это я неплохо придумал. Полицейский с ними согласился. Трое ограбили магазин, и их застукали в этом грузовичке. У них даже имелись приметы всей троицы.
— И твои тоже?
— Посмотри на меня. Я похож на тысячу других парней. Нет. Это не так. Но она не стала этого говорить.
— Они не проверили твой рассказ?
— Они уже отобрали у меня бумажник. И готовились надеть наручники. Только я им не позволил. — Она смотрела, как он рассеянно потирает запястье. — Тут до меня дошло. Эти сволочи решили выдать меня за своего, чтобы прикрыть настоящего сообщника, который успел смыться.
Его снова захлестнул гнев. Попались бы они ему сейчас!
— Они шли на дно и тащили меня за собой. Вот так просто. Я оттолкнул полицейского, выхватил у него пушку и бросился бежать.
От Маккензи не ускользнуло жестокое, отчужденное выражение, промелькнувшее в его взгляде.
