пальцев струилась та же энергия.
Ей почему-то вспомнился их преподаватель теологии в Институте, священник Кардиш, и его уроки о Всеобъединяющем. Потом ее взгляд упал на профессора Тибальта, единственного человека рядом с ней, который не направлял энергию. С морщинами и следами усталости на лице он показался ей тусклым и темным.
Группой руководил Бримман, и Валери могла чувствовать, как он сплетал нити энергии, разгруппировывал и соединял их.
— Внимание, — сказал он. — Сейчас направляем вверх. Небо.
Голова Валери сильным рывком запрокинулась назад, а глаза сосредоточились на небесном своде. В атмосфере пролетел пучок энергии, шипевший от Силы.
В прозрачном воздухе Киото-17 носились рассеянные частицы влаги, отдельные молекулы Н20. Сила схватила их и уплотнила. Валери закрыла глаза и увидела воду. Она почувствовала, как часть ее стала божеством, способным моделировать природу по своему желанию.
Она приоткрыла глаза и на мгновение вспомнила о мираже, одном из видений Силы, о котором ее столько раз предупреждал Кардиш. Но нет, это был не мираж, это, без всякого сомнения, была туча. Не какое-нибудь банальное высококучевое облако, а самая настоящая туча, раздувшаяся и мягкая, она повисла на высоте нескольких десятков метров. Туча, полная воды, из каких обычно и проливаются летние грозы.
Едва она появилась в небе, ее обволокли щупальца Силы, сжали, подтянули вниз, и, сократив расстояние до земли до двух тысяч метров, снова сжали. Энергия росла, и воздух, разогревшийся словно в разгар лета, заряжался электричеством.
Из тучи вдруг блеснула молния. Она ударила в металлические шесты водной сети за спиной у Валери и ушла в землю по тросам, успев поджечь лист пластика.
Валери услышала крик и увидела, как Тибальд упал на землю, закрывая голову руками. Потом она уловила передвижение людей, которые разбегались и прибегали обратно с огнетушителями. Она не двинулась с места, никто из ее группы не сделал ни шага. Они объединились и сосредоточились на Силе.
И вдруг Валери ощутила на себе каплю. Тяжелую плотную каплю, которая упала ей на лоб, как благословение.
— Достаточно! — закричал Бримман. — Отпустите Силу!
Валери послушалась, сразу же почувствовав себя опустошенной и вялой. А потом на нее упала еще одна капля. На этот раз в угол рта. Потом еще. И еще.
— Дождь! — крикнул кто-то позади нее.
Валери улыбнулась: это была правда. Над Скайлендом шел дождь.
ТРИ
22 МЕССИДОРА 2251 ГОДА. ЧЕРНЫЙ ЛЕС.
45є 57ґ С. III., 8°29?З.Д., 706 М НАД НУЛЕВЫМ УРОВНЕМ.
— То есть как это «вода»?
Лоренцо не отвечал, стараясь не смотреть на отца. Он знал, что ошибся: когда он понял, что в ноутбуке есть информация о воде, ему следовало немедленно сказать об этом Жозе. Но он молчал, боясь обмануть отца напрасной надеждой. А значит, должен был молчать и теперь, когда компьютер снова оказался в руках безумного старика.
Лоренцо и Жозе бросили «Арлекин» и укрылись в пщере размером с большую яму, вырытую на склоне невысокого холма. Вход в нее загораживали густые заросли деревьев и кустарников, а внутри места едва хватало для них самих и для их экипировки, включая конденсатор.
Они отошли от аэрокорабля не больше чем на километр, выбрав отличную позицию, с которой можно было наблюдать за судном, не рискуя попасться на глаза.
— Мы могли бы… — забормотал Лоренцо из темноты пещеры.
— Что? Вернуться в заброшенную деревню? Найти старика и убить его, чтобы снова завладеть компьютером?
Жозе немного помолчал, словно и в самом деле раздумывал над таким решением проблемы. Потом решительно покачал головой:
— Нет, нет и нет. Если поблизости рыщут сейджины, это может быть небезопасно.
— И что теперь?
— Единственное, что мы можем сделать, сидеть здесь в укрытии и держать глаза и уши востро. Рано или поздно что-нибудь должно произойти… они могут оставить без присмотра аэрокорабль, например.
— Я хочу завтра вернуться на «Арлекин». Может, мне удастся найти какие-нибудь запчасти или сделать их из чего другого.
— Об этом и речи быть не может. Во всяком случае не сейчас, когда вокруг полно сейджинов. Подождем.
— Сколько?
— Сколько потребуется. Может, и неделю.
Что это означало, отлично понимали и тот и другой.
Они неделю не будут искать новую воду, потребляя тем временем часть драгоценного запаса. Из страха перед бритыми головами Жозе даже отказался от устройства своего обычного солнечного дистиллятора: слишком опасно.
— Спи, — сказал отцу Лоренцо. — Я первым подежурю.
— Даже не думай. Отдыхай ты, сменишь меня позже. Жозе устроился перед входом в пещеру, прислонившись головой к стволу одного из деревьев, охранявших их укрытие: карабин зажат между колен, пальцы на предохранителе. Лоренцо забился в дальний угол пещеры, стараясь вытянуть ноги так, чтобы они не слишком мешали отцу. В этой норе было тесно даже одному человеку, и при мысли, что в ней придется проводить целые дни, у Лоренцо мурашки бежали по коже.
Он проснулся внезапно от шепота Жозе:
— Доброе утро, сынок.
— Сколько времени?
— Пять утра. Ты проспал почти три часа.
Лоренцо зевнул, чтобы прогнать сон, и, сложно изворачиваясь всем телом, сумел занять место отца между деревьями, росшими перед пещерой. Жозе тем временем вытянулся за его спиной и тут же мирно захрапел.
Юноша напряг зрение и слух, но кроме тяжелого дыхания отца не слышал не единого шума. Этот лес был пугающе тихим. Казалось, что в нем нет ни одного живого существа. Только они с отцом да сумасшедший старик.
При мысли о Слинте Лоренцо крепче сжал карабин: этот безумец следил за ними и, возможно, заметил большой конденсатор для воды. Он мог бы снова неожиданно напасть. А еще эти сейджины вокруг.
Жозе научил Лоренцо, что нет лучшего способа быть застигнутым врасплох во время караула, как унестись мыслями куда-нибудь вдаль. Поэтому юноша применял технику, которую ему подсказал отец: глубоко дышать, чтобы учащалось сердцебиение, и смотреть вокруг так, будто ты уверен, что кто-то там, в темноте, сидит в засаде.
Лоренцо прогнал прочь все мысли и, готовый вскочить в любой момент, попытался пропустить внутрь себя тишину, царившую среди деревьев. Он сидел так, пока воздух над островом не начал светлеть перед приходом нового дня. Должно быть, было шесть, может, половина седьмого, когда юноша вдруг услышал этот звук.
Сначала он не вызвал в нем тревоги: Лоренцо принял его за низкую жужжащую ноту в глубоком
