— В общем да.
— Я нарушил на хрен все твое спокойствие.
— Нет нет нет нет нет.
— Я ценен, — сказал изумруд, — Я представляю собой ценный предмет. В добавление к моей личности как таковой — если я могу использовать этот термин.
— Ты представляешь собой ценность. Ценность внешнюю по отношению к моей системе ценностей.
— Какого размера?
— Ценность, эквивалентная, я бы сказала, одной трети моря.
— А это много?
— Далеко не незначительно.
— Люди хотят порезать меня, а потом вставлять маленькие кусочки меня в кольца и браслеты.
— Да. Как это ни печально.
— Вандермастер не такого пошиба.
— Вандермастер вообще совершенно отдельный пошиб.
— Что делает его еще более опасным.
— Да.
— Что ты намерена предпринять?
— Разжиться деньгами. Что бы там ни творилось, эта радость пребудет.
А теперь Моллпрогулка Моллвыход в свирепую Наружу с проволочной магазинной каталкой чего этот фраер делает? приподнимает шляпу сгибает талию сучит ногами да никак реверанс сколько месяцев я не видела реверанса он исполняет вполне приличный реверанс я улыбаюсь, мельком, с дороги, се грядет гражданин воют сирены в этот (слишком уж много) душный летний день и тут идиот и там идиот этот глазеет на меня глазел на меня на углу глазел на меня из-за угла как поется в песне Бешеной Молл а этот стоит раздавив свою щеку о стену склада а этот обшаривает мусорную урну а этот залез в карман этого а этот с наглым глазом и обеими руками на своем да я ужаблю тебя ублюдок да я…
— Эй, вы, женщина, подойдите и постойте рядом со мной.
— Хиляй отсюда, малый, я на королевской службе и не могу тратить время по пустякам.
— Так вы не хотите чуть задержаться и взглянуть на эту штуку, которая у меня?
— Что там еще за штука?
— О, это редчайшая штука, прекраснейшая штука, крутая штука, такая штука, что любая женщина отдаст один свой глаз, лишь бы только взглянуть вторым на эту штуку.
— Ладно, прекрасно, только что же она такое?
— Я не могу сказать вам, я должен показать. Подойдите и встаньте там, у входа в этот темный проулок.
— Не, мужик, я и думать не собираюсь идти с тобой в никакие переулки, ты что, совсем за дуру меня считаешь?
— Я считаю вас очень красивой женщиной, пусть даже на вашем подбородке чернеет клочок бороды, похожий на кусок подгоревшего сухаря или еще что, очень даже к лицу. А эта отметина на лбу, похожая на мертвое насекомое, придает вам определенную…
— Кончай травить баланду, папашка, и покажи, что у тебя там. Прямо здесь. А не хочешь, я пошла.
— Нет, эта вещь слишком ценная и необычная для яркого дневного света, нам необходима тень, эта вещь слишком…
— Если скажется, что это самый обычный…
— Нет, нет, нет, ничего подобного. Вы хотите сказать, вы думаете, я могу оказаться этим, как их там называют, одним из этих парней, которые…
— Ваши речи, сэр, дают серьезнейшие основания для такого предположения.
— А как ваше имя?
— Молл. Бешеная Молл. Известна также как Бедняжка Молл.
— Прекрасное имя. А вы не могли бы назвать мне имя своей матери или любимой тети?
Молл подытожила его ударом в яйца.
Господи Иисусе, все эти ублюдки, ну что ты будешь с ними делать?
Она заходит в магазин и покупает банку полировальной пасты.
Отполирую свой изумруд до такой на хрен яркости, что все вы на хрен ослепнете.
Сидит на улице с корзинкой грязных продажных морд. Грязные морды всех расцветок, белые черные желтые коричневые розовато-красные.
— Купите грязную морду! Украсьте ею свою жену! Купите грязную морду! Усложните себе жизнь.
Но никто не покупает.
Парень толкает по улице сломанный велосипед.
— Эй леди что это за штуки они вроде как лица.
— Они самые и есть, лица.
— Леди, до Хэллоуина еще целых…
— Ладно, парень, двигай дальше, не хочешь покупать лицо, так двигай дальше.
— Так это же настоящие лица, леди. Господи, я хотел сказать, они же самые настоящие, эти лица…
— Четырнадцать девяносто пять парень у тебя есть при себе деньги?
— Да я и трогать их не хочу, выглядят словно их сняли с мертвых людей.
— Тебе будет легче, если я скажу, что они пластиковые?
— Да я все-таки надеюсь, что они не..
— О'кей, они пластиковые. Что это с твоим великом?
— Цепь порвалась.
— Дай-ка ее сюда.
Парень протягивает ей велосипедную цепь.
Молл засунула концы цепи в рот, немного пожевала.
— Вот и все дела.
Парень берет цепь в руки, сильно дергает. Она в полном порядке.
— Ну вообще. Как вы это делаете, леди?
Молл сплевывает и вытирает губы рукавом.
— А теперь мальчонка двигай дальше кончай трепотню я от тебя устала.
— Так вы что, леди, волшебница?
—
Вернувшись домой, Молл играет на гобое.
— Я люблю гобой. Тембр гобоя.
— Благородный, благородный гобой!
— Конечно же, это не на всякий вкус. Не всякий торчит на гобое.
— Ух! Проклятый гобой опять согласился взять эту ноту.
— Не самый, пожалуй, популярный инструмент нашего времени. А какой же самый? Матюгальник, это уж точно.
— Чего он полез ко мне? Чего?
— Может быть, всему виной это самое одиночество богов. О ты, великий и могучий, обожаемый мною безмерно, о ты, ублюдок, иже плодишь ублюдков…
— Засунутые в пыльную кладовку боги, о которых никто больше не вспоминает. А ведь какие были прежде живчики.
— Отполирую свой изумруд до такой на хрен яркости, что все вы на хрен ослепнете.
— Что это, Боже милостивый?
— Вандермастер задействовал Ступню!
— Боже мой, вы только посмотрите на эту дыру!
— Чудовищно и ужасно!
