— Пожалуй, что и так.
— Я вот сяду здесь и буду сидеть и никуда не уйду.
— Мне мучительно наблюдать твое горе.
— Я вот возьму и рожу, прямо здесь, на ступеньках.
— Может быть, придет время и твоих ушей достигнет радостная весть.
— Я чувствую себя как мертвец, сидящий в кресле.
— Ты все еще хорошенькая и привлекательная.
— Очень приятно такое слышать, я рада, что ты так думаешь.
— И пылкая, ты пылкая, очень пылкая.
— Да, у меня пылкая натура, очень пылкая.
— Помнится, несколько лет тому назад ты работала в Корпусе мира.
— Да, работала, я водила машину скорой помощи в Никарагуа.
— Консерваторская жизнь в высшей степени беззаботна — да, другого и слова не подберешь.
— Думаю, мне нужно просто вернуться домой и устроить большую приборку — выкинуть бумаги и прочий мусор.
— Мне кажется, этот ребенок скоро родится, верно?
— И продолжить работу над этюдами, что бы они там ни говорили.
— Это достойно всяческого восхищения.
— Главное — не дать себя согнуть, не пасть духом.
— Мне кажется, этот ребенок родится через некоторое время, верно?
— Мне тоже так кажется. А ты знаешь, что эти ублюдки твердо решили не допускать меня туда?
— Их мозги лишены гибкости и закостенели.
— Возможно, это потому, что я бедная беременная женщина, как ты думаешь?
— Ты же сказала, что ты им не говорила.
— Но может быть, они — очень проницательные психологи, так что им было достаточно одного взгляда на мое лицо.
— Нет, еще нет никаких признаков. Сколько у тебя месяцев?
— Около двух с половиной, а если раздеться, то заметно.
— Но ведь ты не раздевалась, верно?
— Нет, на мне была, ну, знаешь, обычная студенческая одежда. Джинсы и серапе. И зеленая сумка для книг.
— Битком набитая этюдами.
— Да. Он спросил, где я получила подготовку, и я ему сказала.
— Господи, я помню его совсем плоским, плоским, как палуба чего-нибудь, корабля или яхты.
— Вы незначительны, так они мне сказали.
— Ох, ну как же мне тебя жаль.
— Мы расстались, затем я прошла сквозь великолепный консерваторский свет в фойе, а затем сквозь тяжелые, черные, кованые двери Консерватории.
— Я была лицом, смутно различимым сквозь стекло.
— В момент ухода я выглядела в высшей степени гордо и невозмутимо.
— Время исцеляет любые раны.
— Нет, не исцеляет.
— Синяк, порез, ушиб, укус.
— Ха! Ха! Ха! Ха!
— Подумай, Хильда, в жизни есть и другие занятия.
— Да, Мэгги, вероятно, есть. Меня не привлекает ни одно из них.
— У неконсерваторских тоже есть свои жизни. Мы, консерваторские, не слишком много с ними соприкасаемся, но нам говорили, что у них есть свои жизни.
— Думаю, я могла бы подать апелляцию, если только есть такое место, куда можно подать апелляцию. Если только есть такое место.
— Хорошая мысль, мы получаем кипы апелляций, кипы, кипы и кипы.
— Я могу ждать всю ночь. Прямо здесь на ступеньках.
— Я посижу с тобой. Я помогу тебе сформулировать текст.
— Они действительно смотрят в окна?
— Да, мне так думается. Что ты хочешь написать?
— Я хочу написать, что это вопрос жизни и смерти. Что-нибудь такое.
— Согласно уставу консерваторские не должны помогать неконсерваторским, ты это знаешь.
— Кой черт, я думала, ты хочешь мне помочь.
— О'кей. Я тебе помогу. Что ты хочешь написать?
— Я хочу написать, что это вопрос жизни и смерти. Что-нибудь такое.
— У нас есть обнаженные натурщики и обнаженные натурщицы, арфы, гигантские деревья в кадках и драпировки. Существуют иерархии, одни люди выше, а другие ниже. Они общаются, купаясь в великолепном свете. У нас уйма развлечений. Уйма зеленой мебели, такой, ты
знаешь, покрашенной. Потертая зеленая краска. Золоченые полоски в четверти дюйма от кромок. Потертые золотые полоски.
— И, возможно, факелы на стенах в маленьких нишах, верно?
— Ага, и факелы. А кто отец?
— Парень по имени Роберт.
— Ну и как вы, хорошо поразвлекались?
— Связь развивалась обычным образом. Лихорадка, скука, капкан.
— Стирка, полоскание, центрифуга.
— А там правда чудесно, Мэгги?
— Я должна тебе признаться, что да. Да. Чудесно.
— И ты чувствуешь себя здорово, там? Чувствуешь себя чудесно?
— Да, очень здорово. Нередко случается, что на подносе лежит роза.
— Меня никогда не примут в Консерваторию.
— Тебя никогда не примут в Консерваторию.
— Как я выгляжу?
— Вполне. Неплохо. Отлично.
— Я никогда туда не попаду. Как я выгляжу?
— Отлично. Великолепно. Время исцеляет любые раны.
— Нет, не исцеляет.
— Время исцеляет все.
— Нет, не исцеляет. Как я выгляжу?
— А кто его знает.
ПРЫЖОК
Сегодня мы совершили прыжок к вере. Сегодня. — Сегодня?
— Сегодня.
- Мы действительно перейдем к делу? В конце концов?
— Мы слишком долго ходили вокруг да около. Сегодня мы перейдем к делу.
— Не знаю. А вдруг мы не готовы?
— Я воодушевлен вином возможности и неуклонно растущей популярностью света. День настал.
— Ты говоришь серьезно.