— Перекруты делай.
— Не учите дедушку кашлять.
Над нами затоптался гибэдэдэшник.
— Ну чё? Серьезно?
— Тяжелый. Прямо на стол пойдет.
— Помочь надо?
— Когда грузить будем. Ты пока свистни кого-нибудь…
Подошли мужики. Леха безуспешно пыталась порвать марлевую полоску. Рвалось как угодно, только не вдоль.
— М-да, ну и оснащеньице у вас.
— Трофейное, немцы при отступлении бросили. Значит, мужики, один под плечи, другой под пояс, третий под колени, понятно? Ты держишь капельницу, я ногу. По команде.
Взялись.
— Раз, два…
Подняли, положили, задвинули. Закрыли дверь.
— Как давление, Лар?
— Скинул. Девяносто на пятьдесят — от промедола, наверное.
— Погромче сделать?
— Давай.
Я повернул колесико на системе. Закапало чаще.
— Дышит?
— Дышит.
— Череп проверь.
Она осторожно, двумя руками, посдавливала ему голову.
— Нормально вроде.
— В ушах крови нет?
— Нет.
Отъехала дверь, влез объектив. Долетел обрывок фразы:
— …находясь в нетрезвом состоянии…
Алехина, не оборачиваясь, задвинула дверь обратно. Заблокировала собачкой. Но репортер попался настырный: обошел сзади, открыл и снова засунул к нам свои линзы вместе с мохнатым, как собачья шапка, микрофоном.
— …состояние расценивается как тяжелое. Поэтому…
— Пошел на X…! — Леха с грохотом захлопнула створку. Немного помолчала и спросила: — Че, кого это я послала?
Я глянул в окно.
— ТНТ, если не ошибаюсь. О, едут!
Подрулили штурмы и линейная с Семерки.
— Что тут?
— Череп, открытая голень, давление девяносто. Промедол, двести полиглюкина, транспортная иммобилизация.
Штурмовик оценил ситуацию:
— Перегружать не будем, везем на вашей.
— У нас пациент на борту. Остановка в пути — угрозу везли, на Балканскую.
— Перекидывайте на Семерку.
— Только с Центром поговорите, лады?
Тот сунулся за рацией, перетер пару минут. Обернулся к своим: — Пересаживаемся. У вас «Пневмокомп»[40] на ходу? — Это уже нам. — Не. Это так, декорация. Амбушка есть, если что. — Да у нас и своя есть. Ладно, погнали…
А смена уже аж истомилась в ожидании.
— Ну, рассказывай.
— Что тебе рассказать?
— Как там у вас было?
— С кем?
— Да ладно, можешь не прикидываться, все только и говорят…
Алехина нехорошо улыбнулась:
— Кто говорит?
— Все говорят.
— А тебе кто сказал?
— Ой, я не помню уже…
Вот так всегда — как только речь заходит о первоисточнике, все сразу теряют память.
— И что ты хочешь от меня услышать?
— Ну, не знаю…
— А чего тогда спрашиваешь?
— Интересно.
— Интересно? — Леха оглядела остальных. — Кому еще интересно?
Ей не ответили.
— Ну, чё засохли-то? С утра ж слюной истекаете — ходите, трусы мои нюхаете.
Глаза на еду, жевательная мускулатура задействована до последнего волокна.
— Вот так-то лучше. — Лариска презрительно глянула на тарелки. — Пельменщики…
Ах, пельмени-пельмени, вечная скоропомощная еда.
В любое время, на любой станции морозилка забита надорванными упаковками. Раньше все остатки ссыпали в один пакет, объявляя коммунизм на получившееся ассорти, — любой мог прийти и отсыпать себе звонких, твердокаменных от мороза комочков, — а в дни, когда коммунизм отменяли, было принято оставлять записки:
«14.09. Доела «Боярские». Верну с аванса. Жужа».
Шло время, приходили новые люди, как-то незаметно традиция отмерла, и скандалы из-за ложки «Провансаля» давно не в диковинку…
Покурили после обеда и сели спать. Леха влезла в кресло с ногами — раз, и в отключке.
— Феликс Аркадьевич!
Принцесска.
— Ммм.
— У нас работа без права сна.
Блин!
— А мы и не спим, Виолетта Викентьевна. Да, Ларис?
— М-му-гу.
— Я вижу, как вы не спите.
— Нет, серьезно, Виолетта Викентьевна. Мы медитируем
— Медитировать, Феликс Аркадьевич, надо в нерабочее время. Лариса Евгеньевна! Я к вам обращаюсь. Мало того, что опоздали сегодня…
Лариска влезла в тапочки и, ни слова не говоря, отдалила в коридор. К водилам пошла. К ним заведующая почти не заглядывает, потому там и курить можно. До того их Принцесска достала, пепельницы выкидывая, что приволокли они бетонную урну и к полу приклеили. Молекулярным клеем. Выдавили большой тюбик и поставили сверху; она через минуту приклеилась насмерть, и отрывать ее теперь — все равно что перепланировку делать. Так что закуривай, не стесняйся!
А еще она точно туда не заглянет, потому что нынче Котька Патрикеев работает. Он ее всякими
