вопросами двусмысленными донимать любит, а накануне Дня медика, когда отработавшая смена в полном составе нарезалась у водителей, Котька бегал за Принцесской по станции, совал ей фужер и, норовя прихватить за упругое, кричал: «Пей, а то заложишь!»
Только и там Лехе не удалось — дернули всех: кого на пожар, кого на кровотечение, а нас, как всегда, на пьяную травму.
Федя-травматолог был нынче явно не в духе.
— Да етит твою… у вас что тут, прикормлено? Достали, ё! Целый день «скорая» под окнами. Лодыжка?
— Наружная. Было б две — свезли б в Александровскую, а так — сам понимаешь…
— Ё! Оттащите на рентген, а то у меня никого сейчас.
Рентген здесь на четвертом. Травма на третьем, рентген на четвертом. Очень удобно.
— Не, Федь, извини — грань физического истощения.
— Сволочи.
Федя бесхребетен, как ланцетник, подчиненные его в грош не ставят — уйдут курить, и с концами, — так что отказ ему только на пользу: авось психанет как-нибудь да и прижмет их.
— Уж какие есть, Федя.
— Катитесь отсюда, чтоб я вас больше не видел.
— А печать? А подпись? А отзвониться?
— А по…ться вам не завернуть?
Федя, бурча под нос, чирикнул в карте вызова подпись и пришлепнул сверху печатью.
— Свободны.
Леха оторвалась от телефона.
— Сейчас мы тебе, Федор, — злорадно пообещала она, — нового пациента привезем, так что не расслабляйся. Мы через полчаса будем, можешь пока чаек заварить.
— Знаете, когда столько лет врачуешь травмы, возникает неодолимое желание кому-нибудь их нанести.
— Где-то я это уже слышал. Это угроза?
— Ну что ты! — Федя любовно пощелкал щипцами для снятия гипса. — Констатация факта.
Инструмент у травматологов и вправду впечатляющий; киношники, например, от него просто кончают. Разложат на подносе в пыточной, приведут героя и: открой тайну, несчастный, открой тайну!!!
Спускаясь по лестнице, мы услышали знакомое татаканье фордовского мотора.
— Ну, сейчас Федька точно на стенку полезет. Интересно, кто это?
Оказалось — Санька Сильвер. Увидел нас, — подмигнул:
— Чё я вам ща покажу!
Он распахнул дверь, и в предбанник ввалился в дымину пьяный, измазанный землей пролетарий. Пахнуло мочой и застойным, недельным выхлопом. Сильвер, довольный, картинно протянул руку:
— Знакомьтесь, это тоже Феликс.
— Сейчас тебе Федя покажет.
— Мне не покажет. Он у меня студентом практику проходил, — Саня поднял кулак, — вот тут вот был!
— Свежо издание, но ксерится с трудом. Идем, Че, за новой порцией…
Пять вызовов подряд, и Че восстал: — Все…ля, не могу больше — пошли они в жопу со своими болячками! Поехали к Наташе, блинов треснем. Это так блинная называется. Порцайка блинов — пятнашка и чай трешка. Подъезжаем, а там уже стоят, с Девятнадцатой. Гасконец, ругаясь, стал искать подворотню, чтобы загнать машину, а то, не ровен час, линейный контроль нос сунет: с чего вдруг пустые «скорые» у кафе?
— Привет! Можно мы с вами?
— Валяйте. Притомились?
— Есть малость. Девушка: три с селедкой, три со сгущенкой, три двойных чая.
Скорая тут без очереди, долго ждать не пришлось. Коллеги уже расправились с блинами и теперь не торопясь хлебали душистую жидкость.
— Жалко, курить нельзя.
— Ничего, потерпишь. Третью пачку уже открыл.
— Так довели ж! — И пояснил: — У нас сегодня махыч на адресе был. Приезжаем: сидит битый гоблин. Весь на нервяке, дерганый — воркуем, успокаиваем, лечим. Влетает баба и с ходу меня за лацканы: суки-падлы, козлы вонючие, не уйдете, я ребят позвала, ща они вас тут заделают! Вцепилась — пьянющая, глаза белые — ни хрена не соображает. Я ей спокойно, с расстановкой: ошибаетесь, мы — скорая, вашего сыночка вот лечим, помощь ему оказываем, в травму свезти хотим, у-сю-сю, ля-ля-ля… по барабану! Сказал я раз, сказал два. Три сказал. Потом оторвал от себя, рывком — ка-а-ак заорет, будто ее «Дружбой» пилят, этого козла переклинило, и он на Машку. Покажи, Маш.
Девчонка, отогнув ворот, продемонстрировала огромный, похожий на засос, синячище.
— Короче, я его сзади вырубил, успел, и тут как раз ребята нарисовались. Мы в комнату: я дверь держу, а Машка диван волохает. Забаррикадировались, ментов вызвали, а сами розочки из бутылок сделали и встали, как в «Не бойся, я с тобой!».
— Ментов долго ждали?
— Минут десять. Такие монстры приехали — мама не горюй! Джедаи. Квадратные, два на два, шире, чем я выше. Ладони на калашах — только стволы торчат, а рожи ваще застрелись! Особенно у старшего. Глянет — сразу под лавку хочется. Его обычно первым пускают. Вышибают дверь, он заходит, и там сразу все сдаются. А фамилия у него Мамин, и они его Мамусиком называют, ласково так…
Мы ели блины и запивали их чаем, заставив стол маленькими, на две чашки, керамическими чайничками. Сдвинули скамейки и, не привлекая внимания, сидели в самом углу.
— Часто тут зависаете?
— Да каждые сутки — рядом же.
— Хорошо вам. А у нас только шаверма на углу.
— Зато продавец хороший, может в кредит дать. Я, говорит, в прошлой жизни был инженером и прекрасно вас понимаю.
Доев, встали.
— Ну ладно, пока. Удачной охоты!
Алехина
Я позвонила ему из будки на углу:
— Привет, Вень, это я.
— Привет. Как там у вас?
— Вдевают.
Пауза.
— Я скучаю по тебе, Веня.
— Я тоже.
— Можно я завтра приеду?
Он помолчал.
— Приезжай.
— Если не хочешь, скажи.
— Да нет, приезжай, все в порядке. Просто я в одиннадцать ухожу и часов в пять только вернусь — как раз выспишься.
Ура!
— Вы не представляете, доктор, как я…
