Подошвы колготок у нее запылились, джемперок на спине задрался, обнажив полоску белой кожи с острыми, как в зоомузее, хребтинками. Я протиснулся внутрь и сел рядом. — Как дела, Ларыч? Отпустило? Она часто-часто закивала. — Помочь тебе? И стоном-выдохом: — Д-да. Я умыл ее, взял на руки и отнес в комнату. Веня уже наладил систему и теперь прилаживал над кроватью флакон с глюкозой. Покрывало он снял. Положив Лариску поверх одеяла, я стащил с нее джинсы, колготки и потянул через голову джемпер. Он снялся вместе с рубашкой. Лифчика под ней не было. — Погоди. — Веня порылся на полках и кинул мне оливковую футболку с длинной надписью на французском. — Надень на нее.
Мы завернули Алехину в одеяло, накрыли пледом, сунули к ногам грелку. Северов вогнал ей в вену катетер, фиксанул пластырем, подсоединил капельницу. Леху пробило. Захлебываясь, она шептала «спасибо» и ловила нас за руки, пытаясь прижаться к ним мокрым лицом. — Слышь, Вень, может релахой ее ширнем? — Так заснет. Домой ей позвони, объясни чё как…
— Короче, их с Белкой с утра к главному на ковер, а оттуда в прокуратуру. Леха на прокурора забила, пошла нарезалась, а Белка до сих пор там.
Мы сидели на кухне и допивали коньяк. В кастрюле доваривалась картошка, в сковородке подрумянивались «Поморские». Лариска спала.
— Кто говорит? — Он высыпал в шкварчащее масло нарубленный лук. Сразу потянуло вкуснятиной, и жрать захотелось безумно.
— Пашка Пак. Края девкам, похоже. Скоро там?
— Три минуты. Может, покурим? Давай по последней курнем и садимся, ага?
— Слушай, ты кури, я не хочу. Пойду систему перестегну — пора, наверное.
Глюкоза с тиамином откапала. Я поменял бутылки, воткнул гемодез. Отрегулировал капель на двадцать в минуту. Леха спала. Нормально спала. На полу стоял тазик, на полке кружка с морсом.
Северов курил на балконе. Я огляделся. Книги, книги, книги. Целая полка всякой скачанной с Интернета и распечатанной на принтере всячины: «Путеводитель по Галактике для путешествующих автостопом», «Никто не уйдет живым», «Парк Юрского периода». Россыпи компактов и горы кассет. «Шэдоуз», «Дайр Стрейтс», «Криденс». «Бердз» мои любимейшие. Спрингстин, Дилан, Уэйтс. Альберт Кинг и Фредди Макдауэлл. Саймон с Гарфанкелом, Саймон без Гарфанкела, Гарфанкел без Саймона — здесь были все. Все, что я хотел бы купить, переходя от полки к полке в «Кастл-Роке» или в «Долине Бартанга».
Висели плакаты — захорошевший Марли с джойнтом в руке, Дженис в огромных, на пол-лица, очках и теперешний, изрезанный морщинами Ричардс с «Телекастером» и повязкой на голове.
Вдоль стен висели фотки: горы, пустыни, закаты. Причудливый хаос камней и нереального цвета море. Багровый диск солнца с трехпалой лапой лучей, свинцовая рябь воды. Фотки были большие, тридцать на сорок, в дешевых дюралевых рамках. Стояли гитары — одна новая, а другая вытертая, как джинсы; стоял рюкзак, дорогой и неброский — все они явно находились на своих, специально отведенных для них местах.
А главное — висела маленькая корабельная рында. Я не удержался и тихонечко дернул.
Звонкий, чистый, чуть резковатый удар с долгим серебряным затуханием.
Одна склянка, сэр.
Гляди в оба, матрос.
Слушаю, сэр.
Я заглянул внутрь. Там на гладкой поверхности было вытиснено:
«1906 годъ. Съ фабрикъ купца Долгополова».
— Нравится?
— А то! Откуда?
— Подарок. — Веня говорил шепотом. — Пойдем поедим?
После еды растащило вконец. Спать захотелось — просто валило с ног. А ведь еще домой ехать, душ принимать — неохота грязным в постель, до сих пор Екатерининским пахну.
— Ладно, Вень, спасибо, пойду я. Блин, рубит по черному.
— У тебя дела какие-то, что ли?
— Да нет. Просто пока доеду, пока вымоюсь… шмотье еще постирать надо.
— Так оставайся у меня. Одежду в машину сунем, я тебе чистое дам.
— Спать охота.
— Спальники есть. Капельницу отстегнем, как откапает, и заляжем.
— На полу?
— На полу.
— Ладно. Тогда я в душ первый.
Северов порылся в шкафу, вытащил трусы с футболкой.
— Держи. Полотенце в ванной.
На черном фоне арабы в арафатовках, с калашами, и большие белые буквы: JESUSLOVEYOU.
— Душевно. Дай еще штаны какие-нибудь.
— Зачем?
— Мало ли, Лариска проснется. Неудобно.
— А-а… держи.
Я продолжал рассматривать футболку.
— А у Лехи что написано?
— «Вступайте в Иностранный легион! Увидите экзотические страны, познакомитесь с интересными людьми. И убьете их!» Попались на глаза в секонде, вот и купил.
— Милитари любишь?
— Ага. Только не камуфляж.
— Понимаю. У нас водила есть, так у него даже носовые платки маскировочные. На рыбалку как на зачистку едет — с ног до головы в камуфляже: рюкзак, бандана, платок шейный. На поясе тесак, фляга, на шее бинокль — только пушки не хватает, на веревочке. Поручик кликуха.
— Слушай, они все почему-то Поручики, я таких нескольких знаю, и все на одно прозвище отзываются.
Леха заворочалась.
— Ладно, я в душ.
— Давай. С машиной справишься?
— Думаю, да.
Я как залез в спальник, так сразу и вырубился и проснулся только ближе к полуночи. Леха, судя по всему, за это время пришла в себя, встала, сходила в душ и опять завалилась — ее шмотки были аккуратно сложены, на батарее в ванной висела выстиранная галантерея, а свой плед она поверх наших спальников кинула. Балкон был открыт, а рядом с нами работал на полную мощность обогреватель. Очень хотелось есть. Я залез в холодильник, но там, кроме майонеза и лука, ничего не было. В морозилке я нашел здоровенный кус мороженой свиной шкуры с обрезками сала, положил его под горячую воду и зашарил по кухне в поисках картошки. Картошка с луком на свином сале и майонез. То, что надо. — Картошку ищешь? — В дверях стоял заспанный Северов. Видимо, его разбудил шум воды. — Ее, родимую.
— Нету, днем съели.
— Чё делать будем?
— Гречу со свиной шкурой. Как раз на троих хватит.
Он сыпанул в кастрюлю крупы, залил водой и поставил на огонь.
— Слушай, я еще раз в ванную схожу, справишься?
— А что делать?
— Нарежь на шнурки, положи в сковородку, а когда жир даст, пожарь пару минут и засыпь луком. Подрумянится — снимешь.
— Сколько лука?
— Да все, что есть. Потом гречу туда вываливай и замешивай с майонезом. Я скоро.
