— «Никогда не сдавайся!», да?
Нехорошо так, с издевочкой. Ви-ай-пи, блин. Вери импотент. Надменные, как верблюды, а сами, при случае, даже воблу почистить не могут, мучают ее, как я не знаю…
— Именно так, Ян. Вот что мне всегда нравилось в америкосах, так это никогда не сдавайся! У нас, к сожалению, это редкость. Наши даже таблетки по четвертинке глотают — на всякий случай, чтобы чего не вышло.
— Ну, не все же такие крутые.
То ли уколоть хочет, то ли польстить.
— Дело не в крутизне, дело в ментальности. У них — никогда не сдавайся, у нас — а все равно ничего не выйдет! У них — сделай или сдохни, у нас — а почему я должен? Кто виноват? что делать? и: а почему я должен? Безволие, инертность, заведомая обреченность. Чтоб самому решение принять — рубите, я отвечаю! — фиг!
Свернули с пляжа, набрали воды. Пошли к трассе. Навалилась жара. По обе стороны от обочины тянулись кривульки виноградной рассады.
— Смешные, правда?
Она пожала плечами и стянула джемпер, оставшись в короткой, по грудь, маечке. Золотое колечко в пупке; смуглая, гладкая кожа; край джинсов охватывает мышцы на животе.
Пока шли, она не проронила ни звука. Дошла и села в тенечке с бутылкой между колен. Ждет, пока я ей машину поймаю. Княжна, елки зеленые. Джозиана де Сент Шантеклер.
Я тормознул первую.
— День добрый, уважаемый. Подвезите по трассе, пожалуйста. Мы сами в Алушту, но с вами сколько по пути.
— А шо вы платите?
— Да, честно говоря, ничего. У нас денег нет, на попутках едем.
— Не-е, я так не могу.
Уехал. Остановился второй.
— Здравствуйте, подвезите в сторону Алушты, пожалуйста.
— А куда вам?
— Нам в Алушту, только у нас денег нет.
Закрыл дверь, тронулся.
— У вас действительно денег нет?
Есть. Десятка на крайняк.
Продолжения не последовало; она просто спрашивала, есть ли у меня деньги, не опускаясь в вопросе до скрытой просьбы.
Подрулил еще один.
— В Алушту?
— Да.
— Шо платите?
— Денег нет, на попутках едем. Возьмете?
— Шо, совсем не платишь?
— Совсем.
Он немного поосознавал этот факт.
— Шо, даже на бензин не дашь?
Я развел руками.
— Ну-у, у нас таких не подбирают. Год тут будешь стоять.
— Едва ли.
— Ты шо, сынок, кто ж тебя бесплатно возьмет: сорок километров, бензин, дорога…
— Так, отец родной, давай так: да — да, нет — нет. Нет — скатертью дорога, не занимай место.
Обиделся, отвалил.
— А вот вам, Яна, национальный крымский вопрос: а шо вы платите?
— Они правы. Без денег далеко не уедешь.
— А вот посмотрим.
Следующему я голоснул по-западному, большим пальцем, и тот, крутанув руль, припечатал легковушку к обочине.
— Путешественники?
— Путешественники.
— Садись. Куда едете?
— В Алушту, а оттуда на Демерджи.
— До Малореченского, идет? Полдороги примерно.
— Конечно.
Тронулись.
— А я смотрю — не по-нашему голосуют, значит, думаю, автостопщики, по телику видел. Москвичи?
Я посмотрел на нее в зеркало. Она отвернулась.
— Питерские.
— Давно путешествуете?
— Да не очень.
— Поня-а-атно. Где были?
— Коктебель, Кара-Даг, Судак, Новый Свет.
— А сейчас, значит, на Демерджи?
— Нуда.
Он запустил руку в карман позади сиденья.
— Держи.
Бутылку пива ей, бутылку мне. «Оболонь. Свiтлое». Вкусное, ледяное.
— На Демерджи, а потом?
— В Симферополь, горами, — На Демерджи советую через Джур-Джур идти.
— А это что?
— Джур-Джур? Водопад. Село Генеральское. Я сам оттуда, могу подвезти. От него на Демерджи тропа начинается — к вечеру будете. Хотите?
— Еще бы. — Я поднял глаза на Яну. Она упорно отводила взгляд, словно кондуктор от проездного. Ну, бука!
Море перемещалось: опускалось, поднималось, возникало перед глазами и уползало далеко за спину. Уши закладывало. Шоссе петляло, складываясь пополам; обочина обрывалась в рыжую вертикаль; деревья внизу казались нестрашными щеточками. Впереди, ощупывая серпантин, осторожно переваливался автобус. Навстречу ему, отдуваясь, полз еще один. Между ними, оскорбительно и небрежно, протискивались легковушки. Некстати взявшийся лесовоз пытался спускаться, виновато мигая пыльными стоп-сигналами. От него держались подальше — прицеп с кипой досок доверия не внушал. Над гудроном мерцало прозрачной дрожью, дорога на взлете упиралась в ультрамарин, белевший в голубой дымке маленькими кубиками Алушты. В окне пел ветер.
— В отпуске?
— Не, по больничному закосили.
— А где работаете, если не секрет?
— Фельдшерами на скорой. — Я протянул руку. — Феликс.
— Равиль.
— Очень приятно. А это Яна.
Ей не понравилось, я почувствовал. И пиво свое она тоже не откупорила. Горда!
— И как у вас на скорой, Феликс, нормально платят?
— Когда у нас нормально платили, Равиль? Дважды в месяц перед государевой ширинкой на колени встаем.
