Хроники неотложного

Юра присел с плоской флягой из нержавейки.

— Давайте-ка накатим для аппетита.

Разобрали стаканчики.

— Ну, за встречу!

Жидкое пламя по горлу; длинные ломти копченой, с перцем, корейки вдогон. Вкуснотища — шоб я так жил!

Сантьяго, работая тесаком, вскрывал банки с тушенкой; нарезали лук, поджарили в крышке на сале. Запах — чума: еще бы, двое суток одну только кашу рубать!

— Юр, спальник дашь?

— Конечно! Кать, дети пусть сегодня у вас будут, а Яну с Феликсом к нам.

— Спасибо, мы под открытым небом лучше.

— Замерзнете.

— Не замерзнем.

Это Яна сказала. Я посмотрел ей в глаза: точно?

— Как скажете. Коврики возьмите, чтоб лапник не резать.

Греча сварилась. Слили воду, вывалили тушенку, замешали с луком, залили майонезом. Набухали в миски — фига они жрать! Пустили по кругу крышечку с чесноком — мы отказались.

Наполнили по второй.

— За вас, ребята. За то, что мимо не прошли, помогли нам.

Чокнулись, выпили. Склонились над котелком, прикоснувшись висками — зрачки широкие, в глазах блеск…

— Чаю кому?

Горячий, ароматный, чернющий; раз глотнул — по поверхности радужное пятно с губ. Греча нежная, с приправами, во рту тает.

— Добавки?

Какое там, это бы съесть. Вторую кружку под сигарету, потом откинуться навзничь — ё-моё, сколько звезд!

— Налить, Феликс?

— Спасибо.

Тинькнули струны и поплыли, настраиваясь. Михаил кашлянул, взял на пробу пару аккордов.

Не оставят вибрамы
рифленый свой след на камнях,
и затянет туманом
тропинку за нашей спиной…

Он играл мягко, отбивая подушечками по струнам; гитара не вылезала, звуча негромко и ненавязчиво.

Сохранится лишь память
об этих прекрасных краях,
да легонько прихватит
хандра по дороге домой.

Ах, какая там ширь!
Ах, какая там высь и простор,
в шумном городе вспомнится все
с непонятной тоской,

как рассвет красит небо
и снежные шапочки гор,
и плывут облака
под ногами неслышной рекой…

Остальные вполголоса подхватили:

Хмурый город нас встретит
своей суетой-маетой,
скажет: «Здравствуй, ну как?» —
и узнает, что там можно жить.

Не поверит, услышав про реки
с хрустальной водой,
удивится, увидев,
что мы разучились спешить…

Басы звенели, верхи жужжали, как пчелы; я приподнялся на локте — двенадцатиструнка: тепло темного лака, надраенные колки, благородные линии…

…там, где солнце так солнце,
а если дожди — так дожди,
где заточены скалы ветрами,
как жало ножа.

Нам бы снова туда,
да почти целый год впереди,
ничего не поделаешь,
снова приходится ждать[89].

Цепочка аккордов, кода и долгий-долгий, затихающий в воздухе звон. Все сидели молча, обхватив колени руками, смотрели в огонь. Михаил, устроившись по-турецки, осторожно коснулся струн.

В штормовых небесах — ни окна, ни просвета.
Непогода в горах, уже кончилось лето.
Только ветер всю ночь рвет палатку зачем-то,
только капли всю ночь барабанят по тенту.