дерганые, истощенные девушки и женщины расставляли плошки. Вместо скамеек и стульев прямо на голом камне постелили шкуры. Мужики переговаривались, таскали хворост и складывали по правую сторону ручья, подальше от столов. Наконец разожгли костер, развесили факелы на стенах, во дворе посветлело. На стене двигались черные тени, и казалось, что людей вдвое больше. В плошках было мясо, рыба, ягоды-«глаза», какое-то варево, ту- шево. Еда не пахла — смердела, выглядела убого. Местные не утруждали себя сельским хозяйством и не выращивали злаки. Леке заглянул в ближайшую кривобокую миску и отшатнулся — осклизлые коричневые комки...
— Что это? — просипел Артур, тыча в ту же субстанцию.
Пробегающая мимо женщина пожала плечами:
— Куст. Который у ручья. Соленый.
— А где они соль берут? — удивился Леке.
На него посмотрели как на идиота.
— Горная соль, — снизошел Гус, но сообразив, что Леке его так и не понял, уточнил: — Каменная соль, га- лит. Дошло? Эх, юноша! Ты что же, думал, еда прямо в котлах зарождается? А соль — в солонках? Кстати, на твоем месте я бы поел. Я, собственно, и поем. — И немытыми руками принялся выхватывать из мисок куски. Чавкал, жрал жадно, местные от него не отставали. Леке смотрел на их пальцы, давным-давно не знавшие мыла, и размышлял, не отравится ли, если присоединится к трапезе. Рядом мялся земляк. Несмотря на голод, пировать с местными не тянуло.
— Чтото дрянь какую-то жрут, — вполголоса заметил Артур, понюхав свою кружку, — и пьют дрянь. Хотя, если этой бормотухи хлебнуть, все равно станет, чем закусывать. Ты, кстати, не пей. Ты же непривыкший, упадешь еще...
— А нам надо быть начеку, — закончил за него Леке.
Староста вытер о бороду сальные руки. Его лоб лоснился, на носу плясали отблески огня. Борода поднял кружку, закопченную, кривую, как и всё в укрепрайоне, да и на Пустоши.
— Друзья! Выпьем!
Короткий и незамысловатый тост был принят на ура, люди завопили, заревели, ктото оглушительно пу стил газы. Лязгнули друг о друга кружки, в луженые глотки опрокинулась первая порция пойла. Леке заме тил, что Гус выпил. И Артур отхлебнул, но подмигнул земляку. Леке сделал вид, что пьет, жидкость обожгла губы. Iyc обернулся, пристально посмотрел на парней, засеменил к ним.
— Ты что?! — зашипел на Лекса. — Рехнулся?! Не пробуй даже! Это же кактусовка.
— От дури мозги усыхают, — заметил Артур. — Зубы выпадают. Я видел. Ты вид сделай, а пить — не пей.
— Я же не идиот, — обиделся курсант, — я все понял. Лучше за собой следите. Няньки нашлись.
— О! — Iyc поднял перст. — Наша девочка обиделась!
Артур схватил Лекса за плечо — видно, решил, что
тот рванется бить Гусу морду. Но Леке только сплюнул под ноги. Он слышал в своей жизни много оскорблений и на «девочку» не стал реагировать.
Между тем местные заново наполнили кружки. Крепыш Тело взобрался на стол, сбив миску с чем-то невообразимо вонючим, поднял сосуд над головой и провозгласил:
— Чтобы тени пришли за нашими врагами! — И немедленно выпил.
На этот раз собравшиеся орали еще громче. Там, где туалет, уже дрались: кто-то, азартно хрюкая, месил ногами тело. Тело не сопротивлялось. Веселье набирало обороты, люди кричали вразнобой, смеялись взахлеб, рыдали, рвали волосы на себе и соседях, Борода закусил свою бороду и сосал ее, у стены ритмично постанывала баба; полуголый, невообразимо грязный мужик бился головой о стол, приговаривая:
— К теням! К теням! К теням!
— Что за тени? — удивился Леке.
Артур пожал плечами. Iyc толкался у столов, жрал так, будто предстоял голодный сезон. Искры костра летели в темное небо — на Полигон опустилась ночь. Недалеко, перекрывая шум пьянки, завыли панцирные волки. Леке вспомнил, как сидел на карнизе, и поежился.
Попойка набирала обороты. Курсант огляделся: ку- да-то пропал Борода. Остальное «мясо» веселилось, а старосты след простыл. Пьянка стремительно катилась в массовую истерику, глаза людей остекленели, жесты стали дергаными и хаотичными. Леке шкурой ощущал разлившееся в воздухе напряжение.
— Притворитесь, что пьяны. — Появившийся рядом 1ус покачивался, косил на оба глаза, размахивал руками, но говорил четко, хоть и очень тихо. — Не стойте столбом. Ну-ка!
Одной рукой он обхватил Артура за талию, другой притянул к себе Лекса и принялся распевать во всю глотку унылую песню диких:
По полю танкеры катились, Омега шла в последний бой, А молодого небохода Несли с пробитой головой.
В сезон дождей заплачет небо, Прольет слезу на патронташ, И три разбитых авиетки Украсят утренний пейзаж.
На Iyca покосились, но песню никто не подхватил: на Полигоне не поют про небоходов. На Полигоне поют про «мясо». 1ус отпустил молодых людей и, нетвердо ступая, поплелся к кружку певцов. Леке старался не вслушиваться в тоскливый вой местных, оплакивающих свою судьбу. По совету Гуса он дергался, хватался за голову, делал вид, что отхлебывает из кружки. Артур пошел дальше: заполз под стол и улегся спать.
Время шло. Леке уже потерял ему счет. Ноги подгибались, мысли в голове перепутались, он жутко устал. Представил, как останется среди «мяса» и через сезон, а то и раньше, тоже начнет жрать кактусовку, лишь бы забыть о прошлом и не бояться будущего, будет тискать баб на виду у всего поселка, зубы почернеют, волосы отрастут и спутаются, он забудет, что такое мыло, тело станет непослушным, мышцы потеряют эластичность... Леке словно увидел себя со стороны — беззубого молодого старика со взглядом вареного ползуна, трясущегося, жалкого... Испугался, вздрогнул и обнаружил, что сидит прямо на земле возле лужицы блевотины и собирается заснуть. Еще немного, и кто-нибудь по нему пройдется.
Вокруг стало тише. Со всех сторон доносился оглушительный храп. Возле догорающего костра дрых 1ус, свернувшись калачиком. Из-под стола торчали ноги Артура. Девочка, которую Леке видел в доме Бороды, воровато озираясь, подбирала объедки. М-да. Хорошо же староста заботится о своих людях.
Курсант не спешил подниматься. Пусть думают, что он тоже спит.
В крепости чтото происходило. Царило неявное, скрытое от чужих глаз оживление. Леке нащупал нож, отщелкнул от браслета — удобная рукоять легла в ладонь. А что это там такое у стены? Недокормленная девочка метнулась к дому. У стены спорили — трое сбились в кучу, ссутулились, обняли друг друга за плечи. Сначала они спорили почти беззвучно, потом — все громче.
— Пацан дело говорил! Валить надо! На эту... как ее... не стра... не сратигическую высоту!
— Здесь сте-ны! Сте-ны! — втолковывал второй. — А там — нет! Голый камень. Некроз. Что жрать будем? Тебя?
— Цыц! Много тебе будет проку от жратвы? Дохло- муто?
— А ты думаешь, Борода отпустит? Не! Мозги свои рыбьи напряги!
— Ты кого рыбой назвал?
Леке глянул на Гуса: спина напряжена, мужик давно проснулся и прислушивается. И Артур проснулся, но пока сидит под столом, не высовывается. И вдруг сзади раздался выстрел. Леке упал вперед, перекатился, краем глаза заметил, как метнулся под стол 1ус.
На миг воцарилась тишина.
А потом все пришли в движение одновременно: повыскакивали из домов мужики, кто одетый, а кто и нагишом, заорали, заметались бабы, началась пальба. Борода крикнул:
— Гра-а-абят! Это все они! Гус и его выкормыши! К оружию!
1ус витиевато выругался. Леке выщелкнул клинок и приготовился к бою. Прятаться под столом бесполезно, надо уходить, пока дикие не продрали глаза. Артур выкатился из-под стола, встал на колено, выхватил «ха- уду» и выстрелил, почти не целясь. Размахивая руками, Борода захрипел и повалился на
