что тогда надеяться нам, остальным? — Она вытерла нос и добавила: — И теперь я чувствую себя… еще неуверенней».
На редкость честная реакция, но меня, ее слова тогда только развеселили, наверное, я попросту проявляла упрямство.
— Смотри, — сказала я, — я купила тебе книгу. Она просто блеск. Я думаю, что тебе понравится.
Я вручила ей бумажный пакет. Разорвав бумагу, она достала книгу:
— Да, я ее уже читала, — и вернула мне.
— Да что ты! — удивилась я. — Ты читала «Женщину в белом» и не посоветовала мне?
Мартина не смогла скрыть ухмылки:
— Я тогда сердилась на тебя.
— Это я уже поняла. — Помолчав, я добавила: — Послушай. Я вовсе не считаю тебя глупой.
— Ты хочешь сказать, что больше не считаешь?
Я решила, что лучше быть откровенной:
— Да, больше не считаю. И тут она улыбнулась: — Меня Марвин ждет. Зайдешь ко мне вечером? В восемь?
— С удовольствием. — Я направилась к выходу, но тут же снова вернулась, потому что услышала:
— Эй, отдай мне книгу.
— Но ты же ее уже читала.
— Зачем отказываться от единственного бесплатного удовольствия, которое могу получить от тебя.
Нехорошо получилось, подумала я и вечером пришла к ней с цветами.
— Цветы же не в твоем стиле, — сказала Мартина, открывая мне дверь.
Стыдно сказать, но я бывала у нее только однажды с тех пор, как она купила себе эту квартиру. Ее крошечные апартаменты находились в глухом, запущенном районе. Я была у нее год назад, когда она только-только въехала, и квартирка произвела на меня жуткое впечатление. Тесная ванная источала ароматы сточных труб. Уходя на работу, она забыла закрыть дверь ванной, и этот аромат пропитал всю квартиру. Пол, в том числе в гостиной, был покрыт терракотовой плиткой. Сейчас квартирку было не узнать. Стены были оклеены обоями в мягких лилово-желто-розовых тонах, все освещалось перевернутыми светильниками. На полу лежали модные соломенные коврики. Окна закрывали деревянные ставни. Облицованная кафелем ванная сверкала белизной. А сама ванна стояла на ножках в форме лап. Не совсем то, что я хотела бы для себя, но очень даже симпатично. Кухня сверкала хромом. Мартина заметила, что я смотрю на все, разинув рот.
— Фирма «ИКЕА», — объяснила она.
Лично я эту фирму ненавижу — не могу им простить, что заплатила триста баксов за облицованное фанерой бюро для хранения документов, в котором дверцы не закрывались. Но есть люди, которые ухитряются добиться чудес, имея в своем распоряжении каталог этой фирмы.
— Просто фантастика. Ты превратила квартирку в чудо.
— Братья помогли, — объяснила она. — Я только решала, где что поставить.
Мы с ней уселись в гостиной на жесткую угловую кушетку кремового цвета, окруженную набитыми до отказа книжными полками. Мартина нажала кнопку стереосистемы.
— Надо же, у тебя стоит пластинка классической музыки! — поразилась я. — Не ожидала!
Мы ели овощной салат, приготовленный Мартиной, потому что она сидела на диете. Правда, через десять минут она позвонила в «Пицца Хат». Я расспрашивала ее о ремонте ванной, когда она вдруг сказала:
— Кошмар!
— Согласна, — сказала я, откусывая кусок пиццы и отодвигая его ото рта, так что за ним потянулась тонкая ниточка расплавленного сыра длиной с мост Золотые ворота в Сан-Франциско. — Хорошо, что нас не снимает скрытая камера.
— Я не об этом. — Она тяжело поднялась и пошлепала на кухню. Послышался звук открываемого ящика и шелест перелистываемых бумаг. Она вернулась с газетной вырезкой в руках. Помахала ею перед моим носом, но в руки не дала. — Это из местной газеты.
— Что там такое? — Я скосила глаза и увидела заголовок статьи: «Скандал: отравление тухлым мясом на свадьбе».
— Да нет, не туда смотришь. Там дальше статья про Джека. Ну, не совсем про Джека, про одну из его клиенток, актрису. Она местная, Джек устроил ей карьеру. Снялась в голливудском фильме. Сыграла роль внучки Шэрон Стоун… дело в том, что шесть месяцев назад мне на глаза попалась эта статья. Я увидела фамилию Джека. Твой папа часто говорил о том, что хотел бы прославиться…
— Только не мне! Никогда от него этого не слышала!
— Не всем, конечно, говорил.
Я опустила глаза на остатки пиццы и нахмурилась.
Мартина выдержала театральную паузу и сказала:
— Вот я и предложила ему, мол, может, Джек займется им, а он говорит — вряд ли, поскольку он разведен с Ханной и они не общаются со времени развода. И потом вышла вся эта история: когда Джейсон заставлял тебя помириться с Джеком, твой папа почувствовал, что это — его шанс. Мне так не нравилось, что он притворяется, будто он все затеял потому, что, мол, Джек тебе больше подходит, чем Джейсон. Но я так на тебя сердилась за…
Я жестом ее прервала:
— Брось, Мартина, все это не имеет значения.
— Ты не начала меня ненавидеть?
— Ну, ты довольно вредная корова… — Она ухмыльнулась. — Но я больше на тебя никогда не рассержусь. — Она радостно заулыбалась. — Я тебя не виню. Я виню его, Роджера.
— Что ты!
— Он умеет… обаять людей. И заставить их делать то, чего им не хочется, ради своих интересов, да так, что они уверены, что все сделано по их инициативе.
Мартина медленно кивнула головой.
И я поспешила сказать:
— Этот его замысел — просто ерунда по сравнению со всем остальным, что он сделал.
— Что он сделал? — спросила Мартина, и я проторчала у нее до четырех утра. Примерно в три тридцать пять утра Мартина откинулась на спинку, в два приема уничтожила батончик «Пикник» и назвала меня тупицей.
— Вот ты рассказала мне про Анжелу. О том, что, когда ты была маленькой, она была шикарной дамой, кормила тебя отличными завтраками и все такое, а потом вдруг изменилась, целыми днями валялась в постели и не хотела даже следить за собой.
— Да.
— Она рассказывает, что у нее бывали «непредсказуемые настроения», а Роджер не желал с этим считаться.
— Ну да.
— Все ясно! — закричала Мартина. — У нее была послеродовая депрессия! А твой папа просто этого не хотел замечать, надеялся, что само собой все решится. И наказал ее за то, что она не смогла справиться со своим состоянием, как будто она была в нем виновата! Неудивительно, что она завела любовника. Бедняжка!
— Послеродовая депрессия? — медленно проговорила я. — А такое бывает? Анжела нас любила. Иногда ей бывало трудно, но она нас никогда не обижала.
— Ты, правда, идиотка, — выпалила Мартина. — Если у тебя послеродовая депрессия, это вовсе не значит, что ты не любишь или бьешь своего ребенка. Конечно, и такое бывает. Я не хочу сказать, что все женщины любят своих детей, нельзя этого утверждать. Некоторые женщины не сразу привязываются к новорожденному. Конечно, ведь дети не такие милые, как, скажем… щенки. Иногда женщинам требуется время.
