Она сжала губы, внимательно рассматривая синюю точку на бумаге.
— Между нами ничего не происходит.
— Вы действительно так считаете?
Сьюзен выключила магнитофон. Она не хотела, чтобы он объяснял причину того, что произошло в лесу: что бы он ни сказал, грубая реальность слов разрушит хрупкое, волшебное воспоминание, которое ей так дорого.
— Вы будете рассказывать то, что собирались, или нет?
Шон помолчал, внимательно глядя на нее, потом неохотно кивнул головой. Лента начала перематываться, и он опять уставился вдаль.
— Это Джудит Рентой пыталась соблазнить меня в тот день.
Сьюзен посмотрела на него с удивлением. Этого она никак не ожидала.
— Но это смешно, — пробормотала она. У него под кожей заиграли желваки; слова падали, как камни:
— Не так смешно, если знать Джудит. Она собиралась замуж за Алекса из-за его денег, а затем узнала, что у меня их больше. Все очень просто.
Сьюзен ошеломленно молчала.
— Но… она же принадлежит к высшему обществу, — сказала она наконец, как будто это объясняло, почему Джудит не может быть расчетливой авантюристкой.
— Но совершенно разорена, — сказал Шон. — Тип, встречающийся гораздо чаще, чем вы думаете. Ее семья давно бедна.
Сьюзен хмуро смотрела в блокнот, пытаясь найти в его рассказе противоречия.
— Итак, Алекс вошел в тот момент, когда Джудит пыталась соблазнить вас?
Он медленно кивнул, сжимая пальцами переносицу.
— Наверное, я был дураком, что сразу не заметил этого. Она действовала не особенно тонко: слишком откровенный взгляд, непристойное замечание, «случайное» прикосновение — это продолжалось весь день. В конце концов, она потеряла терпение и сказала об этом прямо.
Его выразительный рот сжался, стало видно, что рассказывать об этом ему отвратительно.
— Алекс вышел, чтобы принести что-то из самолета — сейчас я уже не помню, что именно, — мы с Джудит остались одни в гостиной. Здесь она все и сказала. Она заявила, что Алекс — мужчина совершенно не ее типа. Она это теперь поняла. А я, как раз подхожу ей. Если я в этом сомневаюсь, то она докажет это прямо здесь. Какое-то время я ничего не мог сказать; я просто стоял, как робот, пока… — Он закрыл глаза и вздрогнул. — Потом внутри что-то прорвалось. Я обозвал ее грубым словом и оттолкнул так, что она упала. И тут вошел Алекс.
Сьюзен смотрела на него, затаив дыхание, захваченная рассказом. Стояла такая тишина, что было слышно, как вдали шумит речка: этот звук успокаивал и совсем не походил на сдержанную мощь океанского прибоя.
— Он оставил в зале перчатки и, когда вернулся за ними, услышал, что говорила Джудит, — наконец продолжил свой рассказ Шон.
Сьюзен сочувственно нахмурилась, представив Алекса Меркленда, который стоит и слушает, как его предает любимая женщина.
Если только все действительно происходило так, быстро произнес внутренний голос. Она с ужасом осознала, что верит абсолютно каждому его слову; ей так хотелось верить в то, что Шон невиновен, что она уже отмела в сторону все обвинения Джудит.
Спокойно, приказала она себе, делая глубокий вдох и выпрямляясь, нельзя верить Шону просто потому… Она быстро закрыла глаза, отказываясь рассматривать причины.
— А что было потом? — Она заставила себя произнести это резким тоном.
Шон поднял стакан к губам и впервые отпил из него. Он смотрел, ничего не видя перед собой.
— Была сцена. Тогда Джудит впервые назвала меня соблазнителем, но в тот раз это не прошло, — Алекс все слышал. — Шон повернулся к ней с болезненной улыбкой. — Он невольно стал единственным свидетелем в мою защиту.
Но его нет, к сожалению. Или к счастью — это зависит от того, чьему рассказу веришь, подумала Сьюзен.
— Он был очень… сдержан. Очень спокоен. Надо знать Алекса, чтобы понять, насколько это не похоже на него. В общем, он велел ей собрать вещи, чтобы в последний раз проехать бесплатно за его счет. Именно так он выразился. И тогда мы с ним поссорились — в первый и единственный раз. Погода начинала портиться, и я не хотел, чтобы он рисковал, но Алекс был уверен, что справится. Больше всего ему хотелось побыстрее ее отсюда убрать. — Шон отпил виски и аккуратно поставил стакан на ручку кресла. Рука его дрожала. — Я не должен был отпускать его, — тихо сказал он.
Сьюзен видела, что чувство вины невыносимой ношей давило на него и пригибало к земле. Но чувство это не было заслуженным. Шон взвалил его на себя сам, хотя не был виноват в том, что Алекс уехал. Просто не сумел удержать его.
Подавшись к Шону, Сьюзен так пристально всматривалась в его лицо, будто хотела прочитать его мысли. Потом она выпрямилась и отвела взгляд, чувствуя себя совершенно опустошенной и ожидая, что сейчас в голове появится масса критических вопросов. Но этого не произошло.
Я верю ему, поняла она наконец и изумилась.
Для нее это выходило за рамки привычного, — поверить кому-то сразу, без долгих сомнений. Ее скептицизм был, в конце концов, единственной защитой от предательства. Этому ее научил отец.
— От того, что я женюсь, ничего не изменится. Ты всегда будешь моей самой любимой девочкой. И у нас будет счастливая семья, ты увидишь. Поверь мне, — говорил он.
И вот теперь, несмотря на горький опыт прошлого, она поверила на слово еще одному мужчине, хотя у нее не было для этого никаких оснований. Поверила просто потому, что ее глупое сердце велело поверить, что Шон Форрестер говорит правду.
— А потом? — спросила она рассеянно.
Шон дернул плечом, совершенно не подозревая об удивительных изменениях, которые происходили в женщине, сидящей рядом с ним.
— Я думаю, все случилось так, как написано в книге. Мы уже знали, что произошла катастрофа… искали… На четвертый день я наконец нашел то, что осталось от самолета, но к этому времени мисс Рентой уже давно там не было. Мы даже не знали, жива ли она, пока спустя неделю ее не нашли на дороге.
— Я не знала, что самолет обнаружили именно вы, — сказала она мягко. — В книге об этом ничего не сказано.
Было непонятно, услышал он ее или нет.
Сьюзен выключила магнитофон, и они молча посидели в полной тишине.
Потом она все собрала и пошла в дом. Звук закрывшейся двери вывел его из оцепенения, и он поднес стакан к губам.
6
Поднимаясь по лестнице, Сьюзен думала не о рассказе Шона и не о том, что ей теперь делать с этим. Ее совершенно не волновало, что будет с ней самой через десять минут. Ее мысли стали блаженно чисты и безмятежны; и думала она только о том, что с ней происходит сию минуту.
Убирая магнитофон и блокнот в чемодан, она улыбнулась необычности этого чувства. Так вот что значит жить настоящим, думала она, испытывая невероятную свободу, которую дарила эта удивительная философия.
Ей казалось, что всю свою жизнь она ждала будущего: сначала — когда наконец освободится от мачехи и сестер; потом — когда можно будет уйти из прачечной и от гнусных соседей; ждала принца из сказки, который развеял бы все сомнения и тронул ее ожесточившееся сердце.
Счастье или, по крайней мере, покой были всегда для нее где-то вдалеке, за поворотом дороги, и
