Я…
— Эй, вы там! Хватит дурачиться и спускайтесь побыстрее вниз!
Ливия не сразу поняла, что происходит.
— Она не права, — выдохнул Конел. — Какое там дурачиться, я в жизни серьезнее не бывал.
— Бабушка вас заждалась. Не хотите же вы, чтоб она карабкалась наверх? — снова послышался голос.
Это Ферн, наконец кое-как сообразила Ливия.
— Идем, — откликнулась она, с неохотой поднимаясь на ноги. — Мы только… — Она взглянула на Конела и задержала взгляд на свидетельстве его мужской мощи. Из головы все вылетело, и она никак не могла собраться с мыслями.
Смех Ферн легко достиг чердака.
— Я-то сразу сообразила, чем вы там занимаетесь, и сама вызвалась сходить за вами, чтоб бабуля туда не забралась.
— Вы настоящий дипломат, — пробормотал Конел, медленно поднимаясь на ноги и отряхивая чердачную пыль с брюк.
— На то и существуют сестры. Ступайте вниз.
Каблучки Ферн процокали внизу и удалились.
Взбудораженная страстным поцелуем и неожиданным вторжением Ферн, Ливия решила, что лучше ничего не говорить. Она просто стала собирать фотографии, надеясь, что бабушка не доконает ими бедного Конела. В противном случае ей не удастся побыть с ним хоть минутку наедине за весь вечер. Впрочем, одно она знала твердо: все вечера рано или поздно кончаются. Когда они вернутся к Ферн в свою спальню и закроют дверь, ничто их больше не потревожит.
Через пять часов Ливия решила, что, пожалуй, не права. Время, казалось, не движется, а просто проворачивается бесконечными кругами — мучительно медленными, неимоверно скучными. Если бы еще кто-нибудь из мужской половины родственников начал распространяться о том счастье, что она помолвлена с человеком, который действительно играл за «Нотр Дам», она бы завопила или ринулась бы в атаку, игнорируя всякие правила.
И все же в этих разговорах о футболе не одна скука донимала ее. Больше всего ее возмущало то, что ни один из родственников не признавал Конела своим, пока ему не сообщали о том, что Конел Сазерленд когда-то играл в футбол. Все его достойные восхищения качества — тонкий ум, обостренное чувство чести, деловая сметка, умение расположить к себе — полностью игнорировались. Они приняли его только потому, что он когда-то играл в футбол. Это бесило ее, но что тут поделаешь? Пытаться объяснить, что не за то они ценят Конела, было бесполезно.
К окончанию вечера и к моменту возвращения в дом Ферн Ливия была сплошным клубком нервов. Раздражение и сексуальное возбуждение буквально раздирали ее.
— Я первый в ванную, — заорал Бобби, рванувшись к лестнице, как только Билл открыл входную дверь.
— Не забудь заодно помыться, ты весь грязный, — крикнула ему вдогонку Ферн.
— Ерунда, мама. — Бобби остановился на первой ступени. — Грязь чистая. Так у меня в учебнике сказано.
— Только не на моем грязнуле. И не копайся долго. Остальным тоже нужна ванная.
— Когда переедем в Атланту, присмотрим дом с двумя ванными, — нарочито бодрым тоном заявил Билл.
— Чего мелочиться, лучше с тремя, — чтобы как-то разрядить обстановку, пошутил Конел.
— Мне хорошо и в этом доме, и в этом городе, — в сердцах бросила Ферн, и на щеках у нее загорелись яркие пятна.
— Это и так известно! — сорвалось у Билла. — Можно подумать, что ты этот треклятый дом любишь больше меня! Спокойной ночи!
Билл оттолкнул Бобби и стал подниматься наверх. Через минуту дверь в его спальню грохнула так, что весь дом затрясся.
Ферн инстинктивно сделала было шаг за ним, но остановилась, и плечи ее безвольно опустились.
— Простите, — только и сказала она.
— Подумаешь, — Ливия обняла сестру и поцеловала. — С каждым бывает.
— И Конел срывается? — Ферн бросила взгляд на молчаливо стоящего за ними Конела.
— А ты что думала? Помню, как-то у нас полетел компьютер и стер файлы для презентации, которая должна была состояться вечером, а я никак не могла отыскать дискеты с дублями. Так за пару кварталов было слыхать, как он орет, — рассказала Ливия, пытаясь утешить Ферн.
— От твоей системы хранения файлов и святой завопит, — пришел ей на помощь Конел.
— А ты что, святой, дядя Конел? — уставился на него Бобби.
От слова дядя Ливии стало приятно, словно Конел уже был частью их жизни.
— А я думал, всех святых принесли в жертву, — пояснил Бобби, когда ему никто не ответил.
В жертву? Ливия посмотрела на Конела, и ее воображение живо нарисовало картину жертвоприношения Конела. Вот только кому? Наверное, Эросу. В ней все оборвалось от одной только мысли об обнаженном Конеле, распростертом на кровати в ожидании ее.
— Хватит болтаться тут, иди мыться, — велела Ферн. — Тебе давно спать пора.
— Сегодня суббота, мам, — нехотя поплелся к лестнице Бобби.
Ливия перевела взгляд с Конела на расстроенное лицо Ферн. Придется, видно, остаться и как-то успокоить сестру, хотя ей хотелось только одного: отправиться с Конелом наверх в их комнату. Каждая клеточка в ней вопила о желании близости с ним. Правда, смущала какая-то неопределенность: в самом деле, чего хотел сам Конел? Взгляд ее задержался на его спокойном лице. Что тут скажешь? Не подействовали ли на него ее высказывания о браке и детях, и он по-новому взглянул на свою роль любовника? Или испугался, поняв, что она ждет от него чего-то большего, чем он готов дать?
— Не пойти ли вам с Конелом наверх? — предложила Ферн. — А я приберусь в кухне.
Все мысли у Ливии вылетели из головы. Ферн выглядела такой потерянной, что она испытала острое чувство вины. Какая же она эгоистка! Сестре плохо, а она думает только о себе. Не о себе, конечно, а о Конеле Сазерленде.
— Я помогу тебе, — пересилила себя Ливия. Конел промолчал. Вероятно, он считал, что она действительно должна исполнить свой сестринский долг, тем более их помолвка — чистая фикция.
Они управились с уборкой минут за сорок, но еще часа полтора Ферн изливала свое отчаяние.
Ливия молча слушала, не зная, что сказать. Ясно было одно: какое бы решение ни приняли Билл и Ферн, кто-то один все теряет. Может, и был какой-то выход из создавшегося положения, но лично она его не видела.
Наконец Ливия пожелала сестре спокойной ночи и побежала наверх, к Конелу. На втором этаже было тихо, и Ливия на минутку остановилась у двери в спальню. От предвкушения встречи у нее перехватывало дыхание. Сестринский долг она исполнила и теперь с чистым сердцем может отдаться своим делам.
Набрав побольше воздуха, Ливия отворила дверь и проскользнула в спальню. Лунный свет струился из окна и освещал крупную фигуру Конела, лежащего в кровати. Ливия чуть помешкала, ожидая, не скажет ли он чего, чтобы понять, в каком он настроении. Не дождавшись, она подошла к кровати и посмотрела на него.
Конел спал! Пока она там выслушивала излияния сестры, мечтая о той минуте, когда поднимется наверх, он уснул. Как он мог?!
Спокойнее, подсказывал ей здравый смысл. Конечно, она одержима Конелом, но это еще не значит, что он тоже одержим ею. Судя по всему, ни капли не одержим. Иначе не спал бы.
От огорчения у Ливии бессильно опустились плечи. У нее было такое ощущение, что она попала в ловушку, и в этом было что-то пугающее и одновременно притягательное.
Если б она могла сейчас же отдаться любви с ним, ну хоть свернуться калачиком у него под боком, да разок-другой нечаянно толкнуть его, разумеется, как бы во сне… Почувствовав прилив бодрости, Ливия быстро разделась и юркнула под одеяло поближе к Конелу.
