IВ волосах гнездятся речные крысы.Руки в перстнях вытянулись по водеПлавниками, несущими ее телоСквозь тенистый подводный первобытный лес.Последнее солнце, проблуждавши в сумраке,Глубоко закатилось в ее мозг, как в гроб.Зачем умерла она? Почему одна онаВ порослях водорослей спутавшейся реки?Ветер повис в камышах. Как взмахом,Он взметает стаю летучих мышей.Темными крыльями над темными водамиОни вьются, влажные, как тяжкий дым,Как ночная туча. Белесый угорьЕй щекочет груди. Светляк на лбуМерцает, и листьями плачет иваНад ней, над мукой, не знавшей слов.[58]IIЖелтое поле. Кровавым потомПотный полдень. Ветер заснул.Вот она плывет, умирающая птица,Под белым кровом лебяжьих крыл.Мягко опали голубые веки.И под сверканье звенящих косСнится ей поцелуй, как пурпур,Вечный сон ее в вечном гробу.Мимо, мимо! Туда, где над берегомГудящий город. Где в плотинный створБелый бьет бурун, и на все четыреСтороны стонет эхо. Туда,Где гул по улицам. Колокольный звон.Машинный скрежет. Борьба. Туда,Где запад грозится слепым и краснымКругом, где вычерчен подъемный кран:Подъемный кран, чернолобый тиран,Молох[59] над павшими ниц рабами,Тягота мостов, которые для негоКоваными цепями сковали реку.Незримая, плывет она по струе,И где ее мчит, взметается людБольшими крыльями черной тоски,Тенью ширящейся с берега на берег.Мимо, мимо! Где в жертву мракуЛето закалывает поздний закат,Где усталая истома позднего вечераТемной зеленью легла на луга.Поток ее мчит, навек погруженную,По стылым заводям встречных зимВниз по течению времени, в вечность,Где дышит дымом огненный небосвод.
Вчетвером под зеленым абажуром,Окопавшись за ободом стола,Они лысо вкрючились в фолианты,Как над падалью старые каракатицы.Если вскинутся руки — то изгаженныеКляксами. Разеваются губы,Но беззвучно. Качаются красные