Языки хоботками над римским правом.Иногда они словно расплываютсяДальней тенью на беленой стене,Голоса их глохнут. Но вдругРазевается их пасть. Пенной бурей —Слюни. А по краю страниц,Как зеленый червяк, ползет параграф.
Белые простыни, постель к постели,Расплываются в холод больничных стен.Все болезни прогуливаются по коридорам,Точно проволочные куклы. На каждого —Их по нескольку. Над каждым выведенБелым мелом перечень его мук.Здесь горячка — как гром. Внутри у всякого —Жар вулкана. Глаза устремленыВ потолок, где паук и паучихаТянут липкую сеть из животов.Они скорчиваются, торча коленями,В жарком поту под холодным бельем.Их ногти обкусаны до мяса.Морщины их горящего лба —Как борозды, вспаханные ужасом,Пашня Смерти под красною зарей.Они тянут бледные рукиВ тряске зноба, в отчаянье немоты.В их черепе черною карусельюОт уха к уху мечется мозг.Их спина расседается трещиною.Из беленой стены вытягивается рука,Медленная, костлявая, и жесткоюХваткой сдавливает их гортань.IIОпускается мрачный вечер. ТупоОни вкорчиваются в подушки. С рекиНаползает холодный туман. БесчувственноОни внемлют молитвословиям мук.Медленная, желтая, многоногая,Наползает в их постели горячка.И они в нее глядят, онемелые,И в зрачках их — выцветшая тоска.Солнце тужится на пороге ночи.Пышет жар. Они раздувают ноздри.Их палит огонь,Красный круг их взбухает, как пузырь.Там, над ними Некий на стульчакеИми правит жезлом железным,[60]А под ними роют в жаркой грязиЧерные негры белую могилу.Меж постелей идут похоронщики,Выдирая рывком за трупом труп.Кто не взят, тот ввывает, уткнувшись в стену,Ужас гнусного мертвецкого 'прощай!'Комары зудят. Воздух плавится.Горло пухнет в багровый зоб.Рвется зоб, льется огненная лава,Голова гудит, как каленый шар.Они рвут с себя липкие рубахи,Пропотелые одеяла — прочь,Голые до пупа,Качаются они маятниками бреда.