которые всегда создавали у нее ощущение женственности.
Как она закончила вытирать свои волосы, то впервые посмотрела на себя в зеркало. Ее слегка потрясло отражение. Был момент, когда хотелось позвонить Томасу Ивену и попросить переделать некоторых героев вампиров для его игр. Его идеи больше не казались блестящими. Она выглядела хрупкой, бледной, со слишком крупными для ее лица глазами. Она прикоснулась к своей шее. Кожа была гладкой и шелковистой, никаких шрамов и заживающих ран. Затем она стала в удивлении изучать свои руки и ногти. Она никогда не могла отрастить длинные ногти. Ее пальцы сжались в кулаки.
Она не могла оставаться в этом доме. Ей нужно было выяснить, как отвести Джошуа в безопасное место. С голыми ногами она вышла в коридор. Не было никакой необходимости включать свет, она абсолютно ясно видела в темноте. Эйдан настраивался на нее, она закрыла себя, оберегая от опасности. Алекс не хотела, чтобы он знал, о чем она думает или что чувствует. Она не хотела признавать, что сильно отличалась от любого человеческого существа. Очень медленно она пошла вниз по ступенькам.
Она знала точно, где был Джошуа. Она безошибочно нашла путь к комнате, в которой он спал. Она стояла в дверном проеме и просто наблюдала за ним, ее сердце болело за них обоих. Он выглядел таким маленьким и уязвимым. Его яркие волосы рассыпались вьющимся ореолом на подушке. Она слышала его мягкое дыхание.
Александрия медленно приблизилась к кровати, слезы застилали глаза. Джошуа столько потерял. Она была плохой заменой их родителей. Не то чтобы она не пробовала, но у нее никогда не получалось увести Джошуа из ужасных окрестностей города. Это казалось горькой иронией — сейчас, когда ее брат, наконец, был в особняке, окруженном всем, что можно купить за деньги, и собирался пойти в одну из самых престижных школ вокруг, а мужчина, который сделал это возможным, был вампиром.
Она сидела на корточках возле кровати и держала его за руку. Что она будет делать? Хороший вопрос. Но только вопрос. Могла ли она забрать Джошуа и сбежать? Разве Эйдан позволит ей уйти? Она знала, в глубине души, что именно он позволил ей уйти, когда пытался ее накормить. Он был гораздо более силен, чем она могла предположить, и он скрывал свой полный потенциал от нее.
Алекс постаралась замедлить свое дыхание. У нее не было никаких родственников, чтобы забрать Джошуа. Не было никого, чтобы помочь ей. Бежать было некуда. Она наклонилась, чтобы поцеловать его макушку. Но, сразу же, почувствовала движение его крови. Она слышала, как она пульсировала через вены. Она стала интересоваться пульсом у него на шее. Она почувствовала запах свежей крови, и ее рот наполнился слюной. Александрия глубоко вдохнула, касаясь щекой шеи Джошуа.
Александрия почувствовала, как удлиняются ее клыки. С ужасом она отскочила от кровати, подальше от спящего ребенка. Она мгновенно достигла двери и выскочила прочь. Одной рукой зажимая рот, она побежала через дом вниз, в зал. Резко толкнув парадную дверь, Алекс вырвалась в темную ночь, которой теперь принадлежала.
Она бежала так быстро, как могла. Каждый шаг истощал ее силу, рыдания с силой сдавливали ее грудь. Туман был похож на тонкую мглу, звезды рассеялись по небу. Когда адреналин слегка утих, Александрия упала на землю возле забора.
Она была зла. О чем думала? Что она сможет забрать своего брата, и все станет так, как раньше? Джошуа теперь никогда не будет в безопасности с ней. Эйдан, в конце концов, возможно, сказал правду о Стефане. Голод царапал ее, расползаясь под кожей дикой потребностью. Ее пальцы сжали твердый железный прут забора, и она подумывала проткнуть им свое сердце. Она попробовала выдернуть его, но тот был хорошо зацементирован, а, слабая из-за нехватки крови, Алекс никогда не смогла бы его притянуть к себе.
Она закусила губу, чтобы успокоить себя и попытаться понять, что ей делать. Она никогда не подвергла бы опасности Джошуа. Она не могла возвращаться в дом. Александрия могла только помолиться, чтобы Мэри и Стефан вырастили его с любовью и защитили от безумной жизни Эйдана. Она не имела никакого желания делать больно любому человеческому существу. И у нее был только один выбор: она останется здесь, пока солнце не поднимется, и будет надеяться, что свет уничтожит ее.
— Это невозможно, Александрия. — Появился из мглы Эйдан. — Этого не случится. — Его лицо было решительной маской. — Ты так готова умереть, но не готова учиться жить…
Она сжимала прутья забора до тех пор, пока суставы ее пальцев не побелели.
— Убирайся прочь от меня. Я могу делать со своей жизнью все, что хочу. Это мое право, хотя не думаю, что ты знаешь что-то о загробной жизни.
Лениво пожав плечами, она встала на ноги. Элегантность была его второй натурой.
— Сейчас ты пытаешься спровоцировать меня. И я клянусь, что если ты продолжишь истерически орать, Александрия, то я не несу ответственности за то, что буду вынужден сделать. — Она еще сильнее ухватилась за прутья забора, на случай если, он попробует увести ее силой.
Эйдан мягко, без юмора, рассмеялся. Это был чисто мужской смех, легкая насмешка, которая посылала дрожь вдоль ее позвоночника.
— Не провоцируй меня слишком сильно,
— Твое высокомерие просто убивает меня. Я ни за что не вернусь в дом. Ты не знаешь, что я почти сделала.
— Нет никаких тайн между нами. Ты почувствовала запах крови Джошуа, и твое тело соответствующе среагировало. Ты голодна. У тебя сильный голод и потребность в питании. И естественно, что ты среагировала на близость крови. Но ты бы никогда не прикоснулась к нему. Ты никогда не навредишь брату.
— Ты не знаешь этого. — Даже она не знала этого. Откуда тогда мог знать он? Она стала раскачиваться взад и вперед, а потом прижала голову к коленям, чтобы скрыть краску стыда.
— Это было не в первый раз. Это случилось уже дважды.
— Я все это знаю. Я нахожусь в твоем уме, в твоих мыслях. Я могу чувствовать твои эмоции. Голод, который ты испытываешь, естественен. Ты не можешь игнорировать желания своего тела. Но, Александрия, ты не смогла бы навредить ребенку. Любому ребенку, не только Джошуа. Этого нет в тебе.
— Я бы хотела поверить тебе.
Она выглядела настолько несчастной, что почти останавливалось сердце. Он ненавидел это, ужасное бремя замешательства и дезинформации, которое она несла. Она имела дело с мифами и легендами о вампирах до ужасного столкновения с реальной правдой и его талантами.
Его пальцы нежно прикоснулись к ее подбородку. Он поднял ее голову повыше, чтобы она смотрела ему в глаза.
— Я не могу лгать тебе,
Она хотела поверить ему. Было что-то в его чистом голосе, во взгляде его пристальных глаз, и это почти убедило ее. Более чем что-либо в своей жизни, она хотела поверить.
— Я не могу, — сказала она грустно.
— Я не могу потерять тебя. — Она наклонился, отсоединил ее пальцы от забора и поднял легко ее на руки. — Почему ты не позволяешь мне помочь тебе? Я знаю, что для тебя все это большое потрясение, но прислушайся к своему сердцу и разуму. Почему ты хотела спасти меня, если считаешь меня злом?
— Я не знаю. Я больше ничего не знаю, кроме того, что хочу, чтобы с Джошуа все было в порядке.
— А я хочу, чтобы все было в порядке с тобой.
— Я не могу быть с ним. Находясь близко, я чувствую голод. Это ужасно: вспоминать кровь, смотря на его пульс. — Она прижала руку к животу. — Это делает меня больной, вызывает страх, и я испугалась за него.
