идите-ка домой, воробушек!
Глава 48. ДВА ПИСЬМА
Ребята собрались у Васька, чтобы написать письмо родителям Мити. Нелегко было сообщить старикам о постигшем их несчастье. Ребята сидели глубоко задумавшись, не зная, с чего начать. В комнате было тихо. Тетя Дуня задержалась в госпитале. Электричество не горело, и Васек поставил на стол круглую лампу с отбитым краешком стекла. Вспыхивая, лампа освещала серьезные лица ребят. Сева держал наготове ручку и, поминутно обмакивая в чернильницу перо, отводил его в сторону от бумаги, чтобы не уронить кляксу. Ребята молчали, думали... - Никто не знает, какой человек Митя, как он шел по нашим следам с дядей Яковом, как привел нас в лагерь... - грустно сказал Саша. - А дядю Якова как жалко! - прошептал Петя Русаков. - Неужели мы и Митю больше не увидим? - горько спросила Нюра. Васек глубоко вздохнул: - Как такое письмо напишешь? Мы ведь уже не раз думали. И все ничего не получалось. А ведь надо же наконец известить родителей. Малютин снова макнул в чернильницу перо и придвинул к себе бумагу. - Самое главное - начать, - озабоченно сказал Саша. - 'Дорогие Митины родители!' - с чувством продиктовала Лида. Сева написал. - Теперь надо очень осторожно, - испуганно предупредил он. Ребята молчали, подыскивая подходящие слова. - Лучше всего - писать прямо, - решил Мазин. - 'Нам сообщили, что Митя опасно ранен...' - С ума сошел! - возмутились девочки. - Разве так можно? У Мити мама старенькая, она испугается сразу. - Конечно. Сначала о жизни что-нибудь... вообще... как они живут... Что ты думаешь, Васек? - спросил Одинцов. - Я бы тоже сразу правду сказал, - нерешительно высказался Васек. - Нет, лучше подготовить, что вот у многих теперь горе, потому что война, - глядя на огонь лампы, начала Нюра. - 'Дорогие Митины родители! Как вы живете? У всех сейчас много горя...' - Может, и правда... - вздохнули ребята. - Давайте напишем начерно, а потом перепишем, - сказал Сева, записывая слова Нюры. Но дальше дело не шло. Ребята предлагали то одно, то другое, но всем казалось, что это не те слова, что в них нет утешения и теплоты. - У самих сердце болит, да еще писать об этом надо, - расстроенно бормотал Мазин. - И как это мы не можем написать! - с горечью сказал Одинцов. - Так ведь это не простое письмо, - серьезно возразил ему Малютин. Васек поглядел на часы - было очень поздно. - Вот что, ребята: давайте расходиться по домам! Завтра нам на делянку идти. Придется сегодня письмо отложить, но пусть каждый подумает хорошенько. Завтра соберемся опять. Хмурые и недовольные собой, ребята молча смотрели, как Васек прятал в ящик стола начатый лист бумаги. Когда все собрались уходить, дверь вдруг открылась и вошла запыхавшаяся от ходьбы тетя Дуня. - Васек, - крикнула она еще с порога, поднимая вверх маленькое серое письмецо, сложенное треугольником, - тебе на госпиталь пришло! Читай скорей! Я всю дорогу бегом бежала. От кого бы это?.. Батюшки мои!.. Васек схватил письмо и бросился к лампе: - Ребята, от Генки! - Руки его дрожали. Ребята онемели от испуга и ожидания. В письме было наспех написано несколько строк: 'Дорогие товарищи, други мои! Один человек обещал мне доставить вам эту весточку, и потому спешу сообщить, что Митю вашего мы от смерти отратували, жив-здоров теперь будет боец Митя, не плачьте за него, други мои. Митя ваш на ноги еще не встает и писать сам не может, но, чтоб вы не сомневались, что он выдужал от своих ран, шлет собственноручную подпись и горячий комсомольский привет. Ваш Гена Наливайко'. Внизу стояли две неровные буквы: 'М. Б.'. - Митя Бурцев! - задыхаясь от счастья, прошептал Васек. - Митя!.. Митенька!.. - Девочки крепко обнялись. - Какое счастье!.. Ребята, не веря своим глазам, смотрели на Генкины каракули и на волшебные буквы внизу: 'М. Б.'. - Садись за стол, Севка! - заорал вдруг Мазин, ударив об пол кепкой. - Где письмо родителям? Сначала будем писать. Начисто, без помарок! Садись, Севка! - Садись, садись! - усаживали Севу товарищи и, захлебываясь от радости, со всех сторон диктовали ему новое письмо. - Ах ты батюшки! Да вы хоть не все сразу! В ухо-то ему не кричите! - глядя на них, улыбалась тетя Дуня. - Ничего, ничего... - - бормотал Сева, торопясь записать все, что ему диктовали ребята. По новому письму выходило, что Митя Бурцев, верный сын своей Родины, геройски сражался с фашистами и, получив смертельные раны, совершенно выздоровел и скоро снова пойдет в бой. 'Слава родителям, у которых такой сын! Счастье нам, что у нас такой вожатый! Пионерский отряд школы No 2', - торжественно подписал в конце письма Сева Малютин. Потом каждый из ребят поставил под посланием началь ные буквы своего имени и фамилии. Васек тоже подписал совсем как Митя: 'В. Т.'.
Глава 49. НА ДЕЛЯНКЕ
К семи часам утра ребята собрались около школы. Леонид Тимофеевич уже был там и о чем-то оживленно беседовал с двумя Миронычами. Ребята быстро разобрали топоры, пилы. Елена Александровна еще с вечера заготовила хлеб и огурцы и теперь выдавала их на руки. Вышли на улицу. - Не рассыпайтесь по всей мостовой, - сказала Елена Александровна, - в городе нужно идти организованно. Несмотря на ранний час, люди уже куда-то торопились. Проехали мимо на грузовиках красноармейцы, прошли ремесленники в рабочих спецовках. Встретились девушки в военной форме. - На работу идете? - весело окликнули они пионеров. - На работу! В лес! Деревья валить! - бодро, вразнобой ответили им ребята. На окраине стали встречаться огородники с мешками, лопатами. Ребята вышли за город, миновали шлагбаум. Перед глазами открылось широкое ровное шоссе. Васек оглядел товарищей. Их было много - старых и новых, испытанных друзей и просто одноклассников. Были тут славные ребята из других классов, с ними он познакомился только недавно на стройке. Все они относились к нему тепло, по-дружески. Но были среди школьников и такие, как Тишин, Петрусин. Алешу Кудрявцева, несмотря ни на что, Ваську не хотелось даже мысленно ставить с ними рядом. Старые друзья Трубачева всю дорогу шли с ним вместе, говорили о военных событиях, о Мите, о том, что скоро кончится война и Митя вместе с учителем снова вернутся в школу. В новую школу, отстроенную с их помощью. Вдоль шоссе потянулся густой лес. Леонид Тимофеевич, Елена Александровна и два Мироныча шли прямо по дороге, окруженные школьниками. В толпе слышались шутки, смех, громкие голоса. Внезапно на Трубачева нахлынули воспоминания. Казалось, стоит только закрыть глаза - и увидишь свежее украинское утро, Митю, Сергея Николаевича, подводу, на которой ехал отец учителя... Все это было совсем недавно... Вот так шел Сергей Николаевич, а вот так, по краю шоссе, Митя... И Валя шла, срывая крупные белые ромашки. А потом по шоссе шагали на фронт бойцы с запыленными суровыми лицами. И вдоль этого потока учитель двигался навстречу ребятам и горнил еще и еще, чтобы показать им, что он здесь... Никогда не забудет Васек, как, прощаясь, Сергей Николаевич соединил их руки в своих ладонях... Васек оглянулся. Саша поднял на него большие грустные глаза и глубоко вздохнул. Девочки шли по тропинке около леса. Нюра отстала от подруг, и светлый сарафанчик ее одиноко мелькал за деревьями. Петя, по старой привычке, жался к Мазину, а Мазин шел, мрачно опустив глаза в землю. И, словно продолжая начатый разговор, Одинцов вдруг сказал, ни к кому не обращаясь: - Вот мы среди своих теперь, а там все еще враги кругом. И может, сейчас, в эту минуту, идет бой. - Он тронул за плечо Трубачева: - Помнишь, как тогда, ночью, на дороге? Ваську сразу вспомнился ночной шорох деревьев, дальний топот копыт, боец, скачущий на гнедой лошади... Васек встряхивает головой и поворачивается к товарищам: - Что это мы так отстали, ребята? - Он машет рукой и звонко кричит: - Эй, Белкин! Подождите нас!.. Девочки, выходите на шоссе! Куда ушли? - Спешат все, как на пожар! - ворчит Мазин. Девочки поспешно сбегают с тропинки. Трубачев прибавляет шагу. Елена Александровна останавливается на дороге и ждет. Ветер треплет ее светлые волосы, выбившиеся из-под берета; девочки со всех сторон суют ей в руки букетики цветов. Леонид Тимофеевич и два Мироныча тоже замедляют шаг, оглядываются. Ребята догоняют их и идут рядом. Дедушка Мироныч рассказывает о лесных пожарах: - Ну вот. Дед мой был лесником и всю жизнь лесом кормился... Вот один раз заночевал он в лесу, подложил под голову армяк да топор и задремал. Вдруг слышит - словно кто стонет, да так тяжко, многоголосо стонет и дышит жарко в лицо... Проснулся он, сел. А над головой птицы летят, с ветки на ветку белки шарахаются, и зайцы прямо по ногам скачут, и всякая тварь лесная бежит мимо... Вскочил он. Ночь на дворе, а промеж деревьев зарево видно, огонь змейками по траве ползет. И в ушах гул стоит. Выбежал он на опушку... Лес горит... Батюшки мои! Упал дед на колени, заплакал: 'Кормилец ты мой родимый!' А лес стоном стонет, как человек... Перекрестился дед - и в село. Ну, набежали люди с баграми, с лопатами, давай канавы рыть, водой заливать. Ведерками воду из речки носили - о пожарных тогда и не слыхивали в селах. Ну и выгорел лес - одни пни торчали... А теперь я вот на свою родину ездил - на этом месте высокая рожь колосится. Зайдешь - не головой окунешься в хлеба. Не узнать того места, где пожар был и где мой дед плакал. Теперь новые леса посадили, хорошие леса, строевые... - А отчего же пожар был? - спросил кто-то из ребят. - Известно отчего: пастухи сожгли. Народ тогда несознательный был. Разложили костер да заснули - вот тебе и пожар!.. - Дедушка Мироныч поглядел на высокие, стройные сосны у дороги. - Вот, Леонид Тимофеевич, эти сосны мачтовые. Вишь, они, как стрела, ровные! - Он подошел к дереву, постучал по стволу топорищем. - Хороши сосны!.. А вот до войны я отдыхал в одном санатории на Черном море, так там я видел сосновую рощу. Особые деревья! Иглы длинные, хоть косы плети, а шишки с кулак у той сосны... Кто-то из ребят вспомнил, что видел в Артеке пробковые деревья. Мироныч снова стал что-то рассказывать. Елена
