Румяный дядька в российской велосипедной шапочке выскочил на крыльцо и что-то кричал. Все подтянулись поближе, чтобы слышать. Мы тоже прислушались.
— В нашей программе произошли изменения! — кричал человек в шапочке. Запланированная экскурсия в Старый город и к Стене Плача, к сожалению, не состоится в связи с опасностью террористических акций! Вместо нее мы решили предложить вам не менее интересную экскурсию в Яд ва- Шем, Музей Катастрофы европейского еврейства! Господа, кто не был там, я очень рекомендую поехать! Эта трагедия нашего народа запечатлена в оригинальном незабываемом проекте! Те, кто уже был там или не может поехать по состоянию здоровья, могут посетить выставку художественной фотографии «Эротика цветов»! Напоминаю, что вечером, в семь часов, мы все встретимся на общем ужине в ресторане гостиницы! Желающих поехать в Яд ва-Шем прошу занять места в автобусе! Перекусить мы можем там, к вашим услугам великолепные буфеты и кафе!
— Кто это? — спросил я Дашку.
— Краснопольский. Он делает сборник памяти Григория Соломоновича.
— Ничто на земле не проходит бесследно, — повторил Илья. — Вот и оригинальный незабываемый проект у нас есть.
— Что ты вдруг? — недовольно сказал Боря. — Яд ва-Шем тебя не устраивает?
— Меня не устраивает эта незабудка в шапочке.
Он начинал мне нравиться.
— Ты едешь? — спросила Дашка Володю.
Тот пожал плечами:
— Вообще-то сегодня я не настроен…
— Зачем ему, — сказал Илья. — У него есть Дахау. Ты хоть был там? — спросил он Володю.
— Был, — ответил тот спокойно.
— Ну и как тебе проект?
Володя сделал вид, что не услышал.
— Посидим в кафе, — предложила Дашка. — Там прохладно, выпьем чего-нибудь.
Она привела нас куда-то, где за плечами буфетчика поблескивали бутылки спиртного. Я знал, что Володя не пьет, но Дашка заказала водку, и он пил со всеми. Илья опьянел и стал приставать к Володе.
— Как тебе здесь?
— Жарко, — Володя все время был начеку.
— Это еще май.
— Представляю. У нас тоже бывает жарко.
Мы все отметили «у нас». Илья начал раздражаться, но не знал, к чему прицепиться.
— Ну а… как тебе все остальное?
— Грязновато, — Володя понимал, что его провоцируют, и старался не давать повода.
— Я был в Йене, — вставил Боря, — у них там брусчатку на улицах шампунем моют. По ней еще Гете ходил.
— Наверно, плюнуть негде?
— У них мостовые чище, чем этот стол, — не успокаивался Боря. — И эта чистота — несколько веков.
— Да плевать я на них хотел.
— Ну, здесь ты можешь плевать, где угодно, — сказала Дашка. — Но не надо так уж злоупотреблять. Чистота — это тоже не так плохо.
— Я не понимаю. Грязно, жарко — чего сюда было ехать?
— Друзей повидать, — сказал Володя. — Тебя, например.
— А там друзей нет?
— Есть.
— Представляешь, — громко сказала мне Дашка, отвлекая разговор на себя, — с первого дня, как они приехали, их стала опекать одна старая немка. Едет в Италию — берет их с собой, в Испанию — тоже берет. Да, Володя?
Их — то есть Володю и его жену. Мне стало жалко Дашку.
— Эта немка считала их русскими или евреями? — спросил Илья.
— Антисемитизма сейчас нет, — хладнокровно ответил Володя. — Даже наоборот.
— Что значит, наоборот?
— У нас есть приятель, в теннис вместе играем, он когда узнал, что я еврей, знаешь, что спросил?
— Ну?
— А вы не боитесь, спрашивает, что все снова повторится?
— Потрясающе, — сказал Илья. — Беспокоится за евреев?
— Нормальный культурный человек.
— Представляю чувства того немца. Ладно, думает, Гитлер — чудовище, но проблема снята, все это ужасно, но мы хотя бы уверены, что этого больше не повторится — нет в Германии евреев. И тут здрасьте — давно не виделись.
— Ты считаешь, может повториться? — снисходительно улыбнулся Володя.
— Но вот он же спросил тебя. Видит, знающий человек, дай, думает, спрошу.
— Кончайте, — сказал Боря. — Чего это вы тему нашли? Илья, кончай про немцев.
— Разве я про них? Кто говорит о немцах?
— Ты, — сказала Дашка.
— Ладно, — сказал он. — Уговорила. Кто сегодня заказывает кофе? Американцы или — извините, в последний раз, — немцы?
— Кофе мы пьем в Яффо. Настоящий арабский.
— Ты что, на машине?
— Мы едем к морю, искупаемся.
— Что ж ты пьешь, если за рулем? — возмутился Боря. — Я в твою машину не сяду.
— А я тебя и не приглашала, — сказала Дашка, поднимаясь.
Вокруг сидели студенты, было несколько солдат с оружием, два или три столика занимали математики. Среди них был москвич Болдин. Илья, столкнувшись с ним, когда мы входили, сказал, что у меня архив Векслера, и Болдин предложил, когда перекусим, встретиться у входа. Я видел, как он что-то обсуждал за столиком с коллегами, как отодвинул тарелку, положил блокнот и стал чиркать карандашом.
Ожидая его в вестибюле с цветными витражами, я сел на диван. В нишах стояли огромные аквариумы, было тихо. Болдин вышел из кафе и остановился, в смущении ероша рукой короткие, седые с желтизной волосы. Я понял, что он забыл про меня, но помнит, что кому-то что-то обещал, и пытается вспомнить, кому и что. Увидел, вспомнил, обрадовался и пошел навстречу:
— Извините, закрутился, сумасшедший день, ничего не соображаю, вы — друг Григория Соломоновича?
— Я слышал вашу фамилию от Векслера, — сказал я.
— Это отец. Они были друзьями. Значит, — Болдин уточнял во избежание недоразумений, — в семь вы меня доставляете в ресторан, так? Полагаюсь на вас.
— Хотите выпить?
— В такую жару?
— Кофе.
— Это с удовольствием.
Илья и Боря еще не уехали, и я попросил подбросить нас в старый Яффо. В машине Илья сказал:
— Туда я бы тоже не ездил. Те же арабы, что в Иерусалиме.
— А куда бы ты ездил? В Нетанию? — спросил я.
— Тоже верно. Кто-нибудь знакомый погиб?
— Да, — сказал я и удивился: как быстро ко всему привыкаешь.
— Такая страна, — заметил Илья. — У каждого есть знакомые погибшие и каждого хоть раз
