маловероятный. Однако, дорогой Легат, обратите внимание, что эту анкету заполнял лично Гумбольдт – вы еще не раз увидите его почерк, – а дата на анкете… ну, посмотрите сами на последней страничке.
Легат посмотрел. Там внизу имела место довольно витиеватая, трудно подделываемая подпись и дата: 19.05.2007 года.
– Ну и что? – почему-то успокоившись, спросил он.
– А то, что именно в этот день Гумбольдт начал работать с Конторой.
– Ну и что? – тупо повторил Легат. – Три года назад, да? Сколько ему было лет?
– Пятьдесят четыре. Месяц с небольшим, как исполнилось…
– Как вы думаете, он уже был известным диггером?
– Насколько я знаю, да. И, пожалуй, давно. С середины девяностых. Наши предшественники легко нашли его и предложили сотрудничать.
– Завербовали?
– Никто его не вербовал. Ему предложили дело, которое по определению должно было его заинтересовать. Так и случилось. Отсюда – анкета. Это, уж извините, документ обязательный везде. Вы, полагаю, в своей Службе тоже ее заполняли.
– Так то в Службе…
– Анкеты, поверьте, практически одинаковые.
– Ну и что?
– А ничего. Читайте дальше. И поспокойнее, ладно? Я знаю, вы – человек эмоциональный, но нервы-то не казенные, верно?
– Секундочку! Он – диггер с середины девяностых. Значит, он мог найти ход в прошлое уже тогда.
– Но не нашел, – быстро ответил Генерал.
– Откуда вы знаете?
– От верблюда, – схамил Генерал. Или это была милая шутка? – Мы обнаружили ворота в 2005-м.
– А может, он до пятого туда-сюда шастал, а вы не знали, потому что он не счел нужным поделиться информацией?
Генерал отвечать не стал, хамски повесил трубку. Как будто не слышал вопроса…
Легат догадывался смутно, что его умыли, но как и в какой водичке – не доходило.
Опять взялся за анкету.
Юный Легат жил с отцом и мамой на теперешней магистрали летающих спецавто с синими «ведерками», на ежедневной трассе Верховного и Премьера, именуемой проспектом имени Светлейшего Князя или Одноглазого Фельдмаршала, которая в те годы была широкой, но маломашинной. Вожди Партии ездили на спецдачи по этому шоссе, но перекрывать на полчаса движение для их проезда в те суровые годы было не принято. Жил в большом доме, построенном в конце сороковых, в однокомнатной квартире, полученной отцом от редакции столичной газеты, в которой тот служил заведующим отделом культуры. Школа была прямо во дворе – пятьдесят максимум метров от подъезда до подъезда. К слову, уже в середине девяностых, уже неплохо прижившись в бизнесе, он вместе с семьей, состоящей из жены и сына, переехал из панельного дома в районе Северного Парка обратно на родной проспект. Машин уже было – с перебором, а проспект перекрывался милицией пятьдесят, а то и сто раз в день. А ближе к вечеру и вовсе стоял.
Гумбольдта из роддома увезли в самый Центр Столицы, где он начал существовать – в большой коммунальной квартире. Но через совсем малое время, через три годика всего, его отец тоже получил квартиру… Где, как вы думаете?.. Будете смеяться, но на том же Проспекте, где рос Легат, только в соседнем доме, где тоже была и есть по сей день школа, в которую Легат перешел после восьмого класса: его, Легата, дворовая превращалась в одиннадцатилетку, гумбольдтовская оставалась десятилеткой, а Легат не хотел бездарно терять год.
В один год они с Гумбольдтом пошли в школы – в разные вестимо. Но закончили одну – в один год. В один год получили аттестаты зрелости. То есть Легат, выходит, должен отлично знать Гумбольдта, даже если они учились в параллельных классах. Должен, а не помнит!..
Хотя он вообще плохо помнит своих одноклассников. Приятельство-то возникает после уроков, а Легат после уроков изо всех сил занимался велосипедным спортом, что и в институте продолжил, получил «мастера спорта» и стал чемпионом Страны после четвертого курса…
Но совпадения в таком количестве вызывали даже не подозрения, а страх: не розыгрыш ли все это?
Хотя зачем Конторе кого-то разыгрывать? Чувство юмора здесь – не самое обязательное свойство…
Легат ушел в строительный институт, потому что там сразу оценили его спортивные успехи. Легату было легко в институте, а учиться на журналиста, считал он, дело пустое, время потерянное. Или есть дар, или нет его. А в журналисты и тогда брали не по диплому, а по способностям. Что в свое время жизнью было доказано…
А Гумбольдт поступил в сугубо технический вуз. Но и он мимо спорта не прошел, однако предпочел альпинизм, где тоже стал «мастером». Отсюда, как он пишет в своей автобиографии, возник однажды интерес к исследованию пещер, а потом и подноготной родной Столицы. Был женат, разведен, детей нет. До Переворота и Путча работал в трех профильных, но не режимных НИИ – по очереди. Кем работал – ни слова. Может, дворником… С 1994-го работает консультантом в нескольких бизнес-структурах.
Легат оторвался от чтения, потому что поймал себя на скользнувшей мысли: чего это он всю дорогу сравнивает себя и неведомого Гумбольдта? Неужели одинаковые до подробностей время и место рождения, время и место учебы так повлияли на него? С чего бы? Возрастная сентиментальность? Да никогда он в ней замечен сам собой не был! Откуда ей взяться? Разные биографии, разные интересы, разные судьбы – слюни-то подобрать надо. Считаем, что подобрали. Выводы из анкеты и биографии: все однообразно до уныния.
Все. Отдел кадров закрыт на учет. Совпадения в юношеской части биографий – это забавно, но не более. Легат учился в двух школах с десятками соучеников и ни с кем из них после окончания учебы ни разу не встречался. И на ежегодные слеты выпускников не ходил.
Переходим к следующим документам.
Протокол опроса (заметим, не допроса, а опроса; какие милые терминологические правила приняты в Конторе!) грна Гумбольдта, год рождения такой-то, образование, работа, семейное положение – рутина. Опрашивает полковник (sic!) такой-то. На дворе – 2007 год. Май.
Вопрос: Как вы обнаружили ворота, ведущие в тоннель?
Ответ: Случайно. (Толковый ответ, развернутый.)
Вопрос: Когда это произошло. Точную дату, пожалуйста.
Ответ: Точную не припомню. Это было в позапрошлом году, по-моему, в сентябре 2007-го. Шел под землей знакомым маршрутом, чтобы выйти к Центропарку. Видимо, пропустил нужный поворот, свернул не туда и наткнулся на ворота.
Вопрос: Вы пытались открыть ворота?
Ответ: Да, пытался. Но там – внутренний сложный замок. Не получилось. Я – плохой взломщик.
Вопрос: Вы вернулись к воротам снова. Когда и зачем?
Ответ: Я вернулся туда в следующий свой выходной день, то есть через неделю. Помню, была суббота. Я принес с собой такую смесь… не знаю, как она точно называется… чтобы ввести ее в замочную скважину и получить оттиск бороздок замка… Я не специалист по взломам и не уверен в терминологии.
Вопрос: Это не важно. Где и у кого вы взяли эту смесь, и кто вам объяснил, как ею пользоваться?
Ответ: Не помню у кого. Я приехал на рынок… ну, тот, где мигранты… ну, на Северный рынок… Там я спрашивал о смеси у разных торговцев. С пятого или с шестого раза наткнулся на человека… горский такой человек… очень небритый… Он мне показал на другого горца. У того смесь нашлась. Недорого. Я взял больше, чем надо, потому что опасался, что с одного раза слепок не получится. Хотя горец очень подробно объяснил, как снимать слепок, и сказал, что это просто.
Вопрос: Он вас спрашивал, зачем вам смесь?
Ответ: Нет. Он спрашивал деньги. Деньги оказались небольшими.
Вопрос: Когда вы пошли к воротам?
Ответ: «Пошли» – не совсем точное слово. Пошел, пополз, полез на карачках – там надо по-разному.
