Мужик налил «Столичной» в четыре граненых стопки, разложил на тарелке на четырех ломтиках черного хлеба четыре вдоль порезанные пластинки соленого огурца, поднял свой стаканчик.
– Ну, за ваше будущее, друзья, и за наше настоящее. Чтоб они совпали!
Чокнулись. Выпили залпом. Закусили чернушкой с огурчиком. Ядрено пошло. Премьер тоже рюмку одолел, хотя, наслышан был Легат, водки он вообще-то не употреблял. Предпочитал вино. Но здесь он оказался на абсолютно чужой полянке, а хороший разведчик на такой полянке должен уметь играть не в свою игру. Хотя бы поначалу. Пока свою остальным не навяжет…
Сели. Наполнили тарелки, кто чем хотел. После первого тоста традиционна пауза.
А Премьер ею и воспользовался. В конце концов, полагал Легат, он же не водку пить сюда явился. Он вообще плохо представлял себе Премьера, бездумно и праздно пьющего водку. Разве что для дела рюмку…
– Товарищ Очкарик, можно вопрос?
– Конечно, Полковник. И давайте без протокола. Мы же на отдыхе…
– Сначала, если позволите, маленькая лесть. В 1987 году в Стране будет создан Центр по изучению общественного мнения…
– Что вы говорите? – удивился Очкарик. – Неужто возникла надобность в «гласе народа»?
– Представьте себе, возникла. И по сей день не пропала. Но я о другом. В девяносто первом этим Центром был проведен опрос о том, кого люди считают самым выдающимся политическим деятелем в истории Страны.
– И кто стал первым? Вождь-на-броневике?
– Не угадали. Вы.
– Забавно… – именно так и отреагировал. И будто чуть-чуть напрягся. Хотя, может, это и показалось Легату. – А второй кто?
– Писатель. Автор романа о Мастере. Вы наверняка читали роман, он был опубликован в шестьдесят шестом, всего четыре года назад.
Очкарик усмехнулся, снял очки, протер их почему-то пальцами.
– Как, в сущности, ничтожен глас народа, – сказал он, возвращая очки на законное место. – Где я и где Писатель? Несоизмеримо в Истории…
– Не скажите, – не согласился Премьер. – У народа короткая память. Он долго помнит лишь тех, о ком ему регулярно напоминает власть. Не сама, конечно, есть множество инструментов. Вы, кстати, тоже ими пользуетесь.
– Наверно, вы правы. Историю делают одни люди, другие ее интерпретируют. А в итоге никто ничего точно не знает… К чему вы, собственно, ведете, Полковник?
– Ни к чему конкретно. Цифры – они сами за себя говорят, интересно… Вот, например, в двухтысячном в подобном опросе вы стали третьим. После Диктатора и Отца Революции. Диктатор, заметьте, всех опередил.
– Наверно, это понятно… – очень аккуратно сказал Очкарик. Похоже, на самом деле он не понимал, что хочет от него «куратор проекта». И спросил его о том вроде, но куратор от ответа аккуратно ушел. – Безраздельная власть в потомках воспринимается как порядок.
– Если идеология слаба или вовсе никакая, то – да, – подхватил Премьер. – И тогда, как результат, на «чистом листе» непременно возникают новые мифы. Как правило, в отношении прошлого. Но, бывает, и в отношении настоящего.
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Очкарик.
– Вы сами об этом только что сказали. Диктатура пролетариата, опирающаяся на мощные системные институты: армия, силовые структуры, идеологические механизмы, партия. Миф внедряется в сознание людей сверху. Но разве у диктатуры буржуазии, опирающейся на ею же созданный аппарат принуждения, нет мифов? Да полно! И что, по-вашему, лучше, власть идеи или власть денег? Или что страшнее?
– Ничего не лучше. И то и другое по-своему страшно и по-своему хорошо. А у вас, я понимаю, второе?
– Увы. Или во здравие. Согласен с вами…
– Вы лично не можете сделать для себя выбор – что лучше?
– Выбор давно сделан. И не мной. Власть идеи оказалась нежизнеспособной. Практически во всем мире! Хотя идея-то вечная, тысячелетиями зажитая: свобода, равенство, братство… Но не вышло.
– А вы сожалеете? Все три понятия прекрасны. Ужасными их делают люди…
– Нет, не сожалею. Я – прагматик, я живу здесь и сейчас. Вернее, там и тогда. Хотя, как я понимаю, здесь и сейчас я, семнадцатилетний, готовлюсь к вступительным экзаменам на юрфак Универа.
– Вот как… Здесь, в Столице?
– В Северной Столице. А после Универа – Контора…
– Отличная школа жизни. Если жить, не предавая самого себя.
– Вы считаете это возможным в Конторе – не предавать?
– А у вас иное мнение?.. Контора многофункциональна и многолика. У разведки – одни функции, у контрразведки – другие, вы это, не исключаю, лучше меня знаете. Я в Конторе – три года, а вы, как я понимаю, всю свою жизнь. Скажите, вы кого-нибудь предавали? Я не о врагах…
– Считаю, что нет. По жизни. А по службе…
– Служба у вас, как я теперь понимаю, – это и есть жизнь. И у меня тоже. Вы чем в Конторе занимаетесь, если не секрет?
– В основном работал за границей. Легально. В стране, близкой нам политически… И никого никогда не предавал, даже повода не случилось.
– А кругом если не враги, то и не товарищи, так? Даже в близкой политически…
– Ну-у, я бы не был столь категоричен…
– А вы будьте! Друзей на Западе у нас нет и не будет… Вы знакомы с директивой Совбеза наших заокеанских друзей от сорок восьмого года? Давняя директива, верно, но что в принципе изменилось? Главная их цель – война с нами и свержение законной власти. На весь мир, не скрывая!..
Премьер усмехнулся.
– Я знаю. Учил. Времени много утекло… И как в анекдоте: ложки нашлись, а осадок остался… Вон, и в девяносто пятом, я помню, их Президент хвастался, что они сумели вывести из войны за мировое господство государство, составляющее им основную конкуренцию.
– То есть выполнили директиву Совбеза?
– В немалой степени – да. Сейчас мы сами свое целенаправленно и более-менее успешно наверстываем. Хотя и не без глупостей…
– Запомните: союзников у нас не было, нет и не будет. Мы слишком большие, нас много, мы им мешаем. И они нас переигрывают, переигрывают, а все равно боятся!
– У нас другое время и другие игры, товарищ Очкарик. Мы научились учиться, это уже много. И накопили кое-чего. Бизнесу научились, считать деньги – худо-бедно, дисциплине, ответственности. Учебу не оставляем…
– Хочется верить, – почему-то грустно сказал Очкарик. – Хорошо беседуем. Жить бы еще хорошо… Хотел бы я поглядеть на вашу страну, но не надо.
– Согласен, – ответил Премьер.
Замолчали.
Легат и Мужик слушали диалог Очкарика и Генерала, не вмешивались, Мужик за это время четвертую рюмку водки опорожнил, а рюмки у Очкарика вмещали солидно. Легат перешел на красное. И все время хотел встать и уйти: как будто он подслушивал – буквально! – чужой разговор, для свидетелей не предназначенный.
А они еще явно не закончили…
Мужик нагнулся к его уху:
– Тебе не кажется, что мы лишние? Пошли погуляем по травке… – и встал, не дожидаясь реакции.
Легат тоже встал. Неохотно. Ему хотелось послушать дальше. На что они выйдут в разговоре, поймут друг друга или сие понимание вообще невозможно… Хотя школа-то все равно едина… Но молодец Мужик, тактичный, блин, только раньше надо было сообразить.
