– Да никуда меня не понесло! Рассказываю. Вышел я в тоннель и что? Куда он ведет и ведет ли вообще? Какой он длины? Есть из него выход на поверхность или нет?.. Куча вопросов!.. Да и не думал я, что попал в прошлое. Отпер ворота, ступил на причал. Все реально, объяснимо: правительственное метро, о нем даже не слухи – документы, говорят, есть. Стою как дурак, думаю: надо будет в следующий раз лодку резиновую взять. И насос. И попробовать поплавать туда-сюда… Решил так, вышел из тоннеля, ворота запер. Я же, вы знаете, готовился к взятию сиих ворот, слепок сделал, ключи заказал. Ну, думаю, резиновая лодка – не проблема, она у меня, кстати, дома имелась. На следующее утро притащил ее к тоннелю, накачал ножным насосом, спустил на воду…
– Стоп, – перебил Легат. – Я читал в Конторе ваш отчет о первом «хождении», там о лодке – ни слова. Это что, личная тайна?
– Какая, к черту, тайна! Они меня писать отчеты заставляли – километрами. Я ж не Пимен! Пропускал лишние подробности…
– А почему вы назвались Рабом?
– А кем я был при Конторе? Рабом и был… Считайте это кличкой.
– Они знали, что Раб – кличка?
– Конечно! Но там – назовись хоть кем, лишь бы работал…
– Логично. Поехали дальше.
– А дальше что? Дальше я поплыл и выплыл на просторы нашей родной Реки. И пригнал свою лодочку к причалу для речных трамваев. А пока греб к причалу, тамошний кассир… или кто он на самом деле?.. в милицию и позвонил. Я причалил – меня тут же повязали: за нарушение правил навигации на Реке. Или типа того, не помню точно. И – в отделение… А я ж не знаю, что я в прошлое попал. Я честно рассказываю, где я работаю, где живу, где учился… Ну и все такое… А потом сообразиловку включил, вижу: и форма что- то не та у милиционеров, и протокол ручкой-вставочкой заполняют, и, главное, в кабинете, где меня допрашивали, портрет Бровастого висит. А под портретом – календарь за тыща девятьсот шестьдесят седьмой год. Не слабо, а?.. Я и спросил: какой год на дворе? Мне подтверждают: шестьдесят седьмой пошел. Вот тут-то я сдуру и брякнул, что я – из будущего… Меня немножко побили, потом вызвали бригаду из дурдома, а заодно… кто-то там был особо бдительный… позвонили в Контору. И вот тут-то конторские меня и забрали. И что меня больше всего поразило: довольно быстро и легко поверили.
– Как думаете, почему?
– Не думаю – знаю. Я там сутки просидел, допрашивали меня почти все время, поспать дали часа три. И все вопросы – только о будущем. Меня сначала какой-то капитан допрашивал. Потом полковник… Ну, этого полковника вы наверняка знаете.
– Да, знаком с ним. Все же, что дальше было?
– А дальше меня отпустили.
– Просто так?
– Проще некуда. Сказали: иди, бедолага, назад в свое будущее и принеси нам от тамошней Конторы полезную информацию. Тогда мы тебе поверим.
– Вы ж могли уйти и не возвращаться! Они, что, этого не понимали?
– Все они понимали распрекрасно! И объяснили внятно и вежливо. Я ушел в будущее, а здесь остались моя мама и, извините, я сам. И если б я не вернулся с полезной информацией, то, не исключаю, меня бы в будущем могло и не быть. Был, был и – исчез.
– Чушь! – сказал Легат. – Не верю! В будущем вы уже есть, если оно, как мы с вами проверили, существует сегодня и сейчас. Где существует – это вопрос без ответа. Где-то. За воротами, где вы орла нарисовали… Если для нас с вами доступно быть сегодня в семидесятом году, а завтра – в две тысячи десятом, то несложно предположить, что где-то есть какие-то условные ворота и тоннель, через которые можно попасть в две тысячи пятидесятый, например…
– Фантастика, – тускло отозвался Гумбольдт.
– А то, что мы здесь и сейчас – это не фантастика?.. Деюре – фантастика, соглашусь, а де-факто – чистой воды реальность. И мы шляемся туда-сюда… я, вон, с собой еще двух здоровых мужиков притащил… и ничего нигде не меняется, мы общаемся с теми же людьми, что были здесь и там вчера, позавчера, поза- поза-поза!.. Данность неизменна, и корректировать, изменять ее могут только те, кто в этой данности, так сказать, прописан. А вовсе не путешественники во времени.
– Я понимаю, что говорю с профессиональным фантастом. Пусть так, принимаю ваши правила!.. Что будет, если я вас сейчас убью… чем?.. ну, вон той вазой по башке вас шарахну. И вы помрете.
– Помру. Здесь и сейчас. И не вернусь в свое родное Завтра потому, что вы убьете вазой меня – завтрашнего. И меня в Завтра не будет, жена заявит в милицию, но никто меня не найдет. Потому что я, дурак, поперся в прошлое, чтобы встретиться с вами – моим убийцей. Но останется Легат нынешний. Который вырастет и, возможно, не повторит моей биографии, а выстроит иную… Вариантов много.
– А если я найду вас нынешнего? Я знаю, где вы живете…
– Найдете и, разумеется, убьете?.. Как-то мыслите вы уголовно, интеллигентный человек вроде… Ну, убьете. Легат семнадцатилетний исчезнет. Но время, как дерево, пустит новый побег, из которого вырастет новая линия времени. В ней меня не будет. А в старой и крепкой ветке я как был, так и буду. Естественно, когда вернусь отсюда… Хотя мне бы очень не хотелось, чтоб вы убивали однокашника своего сына. То есть меня в некотором смысле…
Гумбольдт рассмеялся.
– Уговорили. Не стану… Любопытная, однако, у вас теория. Насколько я знаком с традиционной фантастикой, там больше принята однолинейность движения во времени. Типа вот дорога, вот вы по ней спешите к некоему событию, вот вы уперлись в кусок дороги, где идет ремонт, естественно – пробка, вы опаздываете к важному событию, оно проходит без вас. А вы утверждаете, что ремонт – не помеха, что есть множество объездных дорог и всегда можно успеть к сроку, к событию, к чему еще…
– Да вы и сами, как я в документах читал, то же утверждали. Про «бабочку». Действительность многовариантна. До бесконечности. И если мы понятие «бесконечность» давно примеряем ко всему на свете, то выходит, что в действительности есть бесконечное множество Гумбольдтов и Легатов, и их детей, и их жен… Кстати, вы женаты?
– Был немного. На большее меня не хватило…
– А я женат. И давно… Ладно, завязываем с фантастикой.
И впрямь – хватит. Не время и не место болтать на тему: а что будет, если?.. Ничего не будет! И как жить дальше? Или точнее, кому жить дальше в этой афере Контор?.. Кому-то придется. Против лома нет приема, машина запущена, хотя сам ее запуск и ее действия вызывают не просто сомнения – отторжение. Лично у Легата вызывают…
– Значит, вы решили осесть здесь надолго и воспитать самого себя? – спросил Легат. – То есть Гумбольдта-джуниора. Или как там его звать?..
Гумбольдт посмотрел на часы. Простенькие они у него были, какие-то пластмассовые, конвейерные, отштампованные на фабриках Страны Часов. Абсолютно чужие здесь, кстати!
– Сейчас придет Гумбольдт-младший и вы с ним познакомитесь.
– Именно сейчас?
– Он – это я. А я до уныния точен. Четырнадцать пятьдесят шесть. – Он посмотрел на цифры в окошке часов. – Он сказал, что будет в три.
– А он знает, кто вы?
– Разумеется.
– И как вас, то есть себя из будущего, воспринял?
– Он задал много вопросов и получил на них ответы. Полагаю, вы сами можете представить себе и вопросы, и ответы… Ответы его удовлетворили. Он – человек прагматичный, все поверяет собственной логикой. А она у него – въедливая. Поэтому мы вместе.
– А ваша мать?.. Я так полагаю, что она существует, если Оса родится через пару лет?
– Она вышла замуж. Отец умер, когда мне было десять. Жили вдвоем с мамой. А три года назад… младший уже большим был… появился хороший человек, действительно хороший. Я был рад, что мама полюбила его. Он и младшего любит…
