если не считать чувств, которые питаю к папе, тете‑маме и Сирене, а это совсем другое. Ты в самом деле меня любишь? Но почему?
Герцог лег на спину и надолго задумался.
— Сам не понимаю, Аллегра. Но знаю, что люблю тебя. Я едва вынес разлуку, когда ты уехала в Морган‑Корт. Спроси Оки. Я вел себя как настоящий глупец в ожидании твоего возвращения. Как‑то мне даже показалось, что ты решила меня отвергнуть. Это было настоящей пыткой.
— Почему ты вдруг вообразил, будто я не вернусь, Куинтон? — нерешительно спросила Аллегра. Как странно было слышать откровения этого гордого человека.
— Что же мне было предложить тебе, кроме титула? Узнав тебя поближе, я понял, что одного титула недостаточно и для тебя ничего не значит древность рода.
— Но я дала слово, — возразила она. — Неужели ты подумал, что я способна его нарушить?
— Я понял, что логика и рассудок не имеют ничего общего с любовью.
— Ясно, — кивнула она. — Но ты мне доверяешь?
— Безоговорочно, дорогая, — поклялся он.
Аллегра рассмеялась. В ее душе загорелся и расцвел крохотный огонек счастья.
— Ты меня любишь? Вправду любишь?
— Да! — воскликнул он, вновь принимаясь ее ласкать.
Аллегра довольно замурлыкала. Он ее любит! До этого она не верила в любовь, но оказалось, что его преданность очень для нее важна.
— Супружеская любовь нынче вышла из моды, — заметила она и тут же снова засмеялась, когда он покрыл ее тело поцелуями. — О, Куинтон, как хорошо… — выдохнула она, когда он опять припал к ее соскам, почти грубо, пока она не растаяла от наслаждения. Потом он стал лизать ее ухо, и она ответила ему тем же, шепча:
— Ты хочешь снова взять меня, Куинтон?
— Хочу и возьму, — бросил он, медленно вонзаясь в нее и отстраняясь. Он проделал это несколько раз, и Аллегра взмолилась о пощаде. Она обхватила его ногами, молча требуя, подгоняя, умоляя, не в силах выдержать эту сладостную пытку.
— Скорее, Куинтон, скорее, — повторяла она. — Я снова хочу взлететь!
Она впилась ногтями в его плечи, царапая до крови спину. Но легкая боль лишь возбудила его желание. Он с силой врезался в горячую глубину ее лона, заставив ее тихо застонать. Тело, придавленное им, извивалось, билось, стараясь достигнуть пика наслаждения. Его собственное желание росло с каждым мгновением.
— Ты моя, Аллегра! Моя! — рычал он, уже не сдерживая страсти. Ему вторили крики Аллегры.
Что происходит? Если раньше им было хорошо вместе, теперь у нее наверняка разорвется сердце в водовороте блаженства. Она умирает! Боже, она умирает!
Аллегра пришла в себя в объятиях мужа. Ее щека была прижата к могучей груди, и она слышала гулкий стук его сердца. Он нежно гладил ее волосы, выбившиеся из длинной косы.
— Ты очнулась? — тихо сказал он.
— Я еще жива? — поразилась она.
Куинтон рассмеялся.
— Более страстной любовницы мне еще не встречалось, — признался он, целуя ее в макушку. — Ты лишила меня последних сил.
— Ты уйдешь от меня сегодня, Куинтон? — немного помолчав, спросила Аллегра.
— Нет, душа моя. Вряд ли я когда‑нибудь покину твою постель, что бы там о нас ни сплетничали.
Аллегра улыбнулась, закрыла глаза, ощущая необыкновенный покой и безмятежность, подобных которым она никогда не ведала прежде.
Куинтон скорее почувствовал, чем увидел, что его жена расслабилась. Но самому ему еще не хотелось спать. Что заставило его объясниться в любви Аллегре? Хорошо еще, что' она не отвергла его сразу! Даже уверила, что питает к нему нечто вроде нежности. Правда, не сказала, что любит его, но это придет. Обязательно придет. Впервые в жизни он понял отца, допившегося до смерти после кончины матери. Лучше это, чем ад на земле.
Аллегра проснулась рано. Куинтон, лежа на боку, мирно спал. Она внимательно всмотрелась в него. Да, ее муж красив, но не красота привлекает ее. Его лицо светится честностью и силой.
«Но я не верю в любовь», — снова подумала она.
«Не веришь? — эхом отозвался внутренний голос. — Почему же ты счастлива оттого, что находишь в нем честность и силу?»
Герцог открыл глаза и взглянул на свою красавицу жену.
И она вдруг растерялась и зажмурилась, словно от нестерпимого света.
— Ты и вправду меня любишь! — восторженно ахнула она. — Я это вижу по твоим глазам, Куинтон! О Господи, Господи!
Боже всемогущий! Она что‑то лопочет, как деревенская дурочка, но все его слова ничего не значат по сравнению с тем, что она узрела в глубине его серебристо‑серых глаз.
— Ты слишком много думаешь, дорогая, — покачал он головой. — А сейчас вставайте, мадам. С минуты на минуту нагрянут гости, не говоря уже о тех двоих, что сейчас блаженствуют в своих спальнях.
— Никогда не ожидала, что медовый месяц так внезапно кончится и меня призовут герцогские обязанности! Следовало бы сразу же уехать, и тогда Принни и Браммел попросту нас бы не застали. Кроме того, они утверждают, что следующей весной мы не сможем отправиться в Италию, потому что какой‑то французский генерал решил завоевать Венецианскую республику.
— Ничего, еще успеем посетить этот сказочный город, когда беспорядки прекратятся, — пообещал муж. — Кроме того, я горю желанием овладеть тобой в гондоле, моя милая Аллегра.
Страстно, безумно ласкать тебя под луной, пока мы скользим мимо площади Святого Марка в теплую летнюю ночь.
— Сэр, вы, кажется, с ума сошли! — упрекнула Аллегра, поднимаясь. — Ой!
Она вихрем развернулась, потирая свою покрасневшую от легкого шлепка попку.
— Не смог устоять, — ухмыльнулся Куинтон.
Аллегра, смеясь, покачала головой:
— Немедленно в свою спальню, милорд! Я должна одеться, да и вы тоже. Его высочество наверняка жаждет поохотиться.
Едва герцог успел умыться и спуститься в столовую, как на лестнице послышались мужские шаги. Поспешно оглядев комнату, он убедился, что стол уже накрыт.
— Доброе утро, милорд, — тихо приветствовал господина Крофт.
Герцог кивнул, восхищенный и пораженный тем, как безупречно ведется его хозяйство. Ничего не скажешь, Аллегра — настоящее чудо.
— Доброе утро, ваше высочество, — многозначительно провозгласил дворецкий у него за спиной.
Герцог поспешно повернулся и приветствовал гостей. Лакеи почтительно усадили джентльменов и стали приносить серебряные блюда и закрытые чаши. Принц, довольно мурлыча, положил себе гору ломтиков сочного бифштекса с кровью, позволил лакею залить их сливочным соусом с тушеным, предварительно обжаренным луком и перцем. Своей очереди ждали яйца‑пашот в сливочно‑винном соусе с мускатным орехом, не говоря уже о других деликатесах! Он жадно пожирал все, что перед ним ставили, запивая вином из никогда не пустеющего бокала. Его сотрапезники вели себя более сдержанно.
Насытившись, принц откинулся на спинку стула, прихлебывая вино.
— Мы в настроении поохотиться, — объявил он.
— Разумеется, ваше высочество, — кивнул герцог, поднимаясь. — Поедете с нами, Браммел?
— Браммел не охотится, — хмыкнул Принни. — Он вообще избегает резких движений. Боится, что помнет свой идеальный галстук.
— Именно, ваше высочество, — без особого запала отозвался Браммел. — Не говоря уже о том, что я
