– Легко сказать… Ну ладно, ты ступай, а то опоздаешь; а я уж решу, что делать, чтобы не стать легкой добычей.
– Давай!
– Ты поаккуратней с агентом. Все же он не просто так, а наркобарон.
– Разберемся. Разошлись! Встречаемся здесь же после окончания переговоров.
– Есть, командир!
Глава 6
Тимохин вышел за поворот к утесу и тут же увидел приближавшийся к месту встречи «УАЗ». В нем находился один человек. Александр видел это хорошо, так как тент с машины и стекла были сняты. «УАЗ» встал капотом к северному склону. Из него вышел водитель в традиционной афганской одежде и направился к командиру «Ориона». Подошел, спросил:
– Полковник Тимохин?
– Допустим, – ответил Александр. – Кто вы?
– Разве Крымов не говорил, кто должен прибыть на встречу?
– Крымов много что говорил; я задал вопрос, прошу ответить.
– Для начала попрошу назвать пароль.
– «Волга».
– «Баграм». Майор Службы внешней разведки Сергей Ревунов, или Абдулла Реви, как вам будет угодно.
Говорил агент на чистом русском языке.
– Хорошо, – произнес Тимохин. – Перейдем к делу.
– Может, отойдем в тень? На солнце жарковато, не находите?
– Жарковато? Для вас?
– Давай перейдем на «ты»? Так будет удобнее.
– Хорошо!
Тимохин и Реви отошли в тень от утеса.
Александр спросил:
– Так как мне называть тебя: Сергеем или Абдуллой?
– Абдуллой. Честно говоря, я уже начал отвыкать от своего настоящего имени.
– Долго в Афгане?
– С 1982 года. Но об этом позже… – Абдулла достал из кармана несколько листов бумаги. – Здесь подробные схемы заводов с обозначением постов охранения и всего прочего, что может помочь вам при решении боевой задачи.
Александр забрал документы. Агент внешней разведки продолжил:
– Теперь по обстановке в Кайзабаде и Тари-Пули. Сейчас склады забиты наркотой. Отправка ее в Таджикистан двумя крупными караванами назначена на пятницу, 13-е число. Мои партнеры, – агент улыбнулся, – не знают, что за день 13-е число, пятница, для русских, иначе назначили бы другой день, но это их дело. Караваны, насколько мне известно, для вас интереса не представляют, их встретят другие люди. А вот уничтожение заводов удобнее всего будет провести в воскресенье, 15 августа, когда Агаджи Гауни – он самый крупный совладелец производства – получит сообщение о том, что отправленный наркотик благополучно пересек границу Афганистана и Таджикистана.
– Он что, снимет охрану с постов?
– Нет, но сам понимаешь, охрана и без этого расслабится, потому как охранять ей, по сути, будет нечего, не считая складов с сырцом. Но это не готовый наркотик.
– Скажи, Абдулла, а от кого вообще вы – я имею в виду совладельцев заводов – охраняете свою территорию?
– У нас много конкурентов, полковник, которые спят и видят, как прибрать к рукам выгодный бизнес.
– Ты, наверное, богатый человек?
– Да, по местным меркам, я сказочно богат; вот только счета, на которые я перевожу деньги, контролируются известным тебе ведомством. Они в конце концов пойдут в казну государства. Но что-то и мне остается.
– В казну, говоришь? А не в карманы ли вороватых чиновников?
– Может, и так, от меня это не зависит.
– Да, это ни от кого не зависит…
– Ты бы, полковник, передал своему напарнику, чтобы не маялся в кустах. Пусть выйдет да найдет тень. Здесь нам никто не угрожает.
– После того как ты снимешь своего человека с вершины.
– Заметили-таки?
– Какие же мы были бы спецы, если бы не заметили?
– Тоже верно… – Абдулла извлек из чехла импортную радиостанцию: – Хасан! Следуй к упавшему дереву. Я тебя там заберу. – Отключив станцию, агент взглянул на Тимохина: – А ты почему своего бойца не отзываешь?
– Ему и в кустах неплохо.
– Тебе виднее.
– Так ты говоришь, в Афгане с восемьдесят второго года? Тебя специально внедрили или завербовали после того, как оказался у духов?
– Специально внедрили.
– Ты знал, на что шел?
– Во время войны – да, но вывод войск спутал все планы. И разведки, и мои лично. Уйти я не мог, так что командировка затянулась на десятилетия.
– Жалеешь об этом?
– Нет, привык уже. Иногда только так в родную деревню тянет, что сил нет, а последнее время все чаще во сне вижу себя пацаном. Ловлю с друзьями рыбу на озере. Недалеко от моего дома – вернее, дома родителей – озеро было.
– Родители живы?
– Живы. А я для них еще в восемьдесят втором пропал без вести при выполнении интернационального долга… Хорошо, что начальство похоронку не отправило, хоть какую-то надежду отцу с матерью оставило.
– Во время войны в Пакистане был?
– Нет, у Масуда. Я сам, как и было запланировано куратором КГБ, перешел к моджахедам. Сначала определили в лагерь; разбирались долго, кто, откуда, почему дезертировал… Отвечал на вопросы, как учили: мол, еще в институте слишком много болтал о преимуществах жизни за «бугром», уже тогда желая сбежать из Союза. Ну, мне и предложили заграницу в виде воюющего Афганистана… Воевать я не имел ни малейшего желания, а вот листовочку, что разбрасывали возле частей люди Ахмадшаха Масуда, изучил наизусть и, как выпал случай, бежал. Духи расспрашивали, участвовал ли в боях, где, когда. Отвечал правду, знал, что могут проверить. Проверили, поверили. Сначала вызвал один из помощников Масуда, Керим; спросил, не хочу ли я вернуться к своим. Я ответил, что у меня теперь в Союзе нет своих и я бы хотел уехать куда-нибудь на Запад. Керим усмехнулся и сказал, что это еще заслужить надо. И ушел. Меня же в лагерь не вернули, а поместили в здание типа казармы, где таких, как я, было человек десять. Мы между собой почти не общались. Каждый жил мыслями о своем собственном будущем.
Спустя какое-то время меня вызвал чин в банде, а скорее в войске, так будет правильнее – все же Масуд сформировал вполне боеспособную армию. Этот чин, сейчас не помню его имени, подвел меня к одному из пленных, дал в руки пистолет и приказал расстрелять несчастного. Я отказался, за что был брошен в яму. И только потом у меня состоялась встреча с самим Масудом. Он долго расспрашивал о прежней моей жизни, спросил, почему не расстрелял пленного. Ответил прямо: то, что ушел от своих, не означает, что буду убивать их. Масуд остался доволен ответом, а возможно, мне показалось. Он предложил мне должность инструктора – я учился в радиотехническом институте и неплохо знал современные для того времени средства связи. Обещал, что после года службы он предоставит мне право выбора – служить ему и
