Латыши выстроились цепью и по одному подходили к своему фельдфебелю. Последний кузнечным молотом разбивал каждому ключицу, таким образом они надеялись избежать выдачи. Демократическая Швеция, невзирая на это, все-таки их выдала, равно как и немецких солдат и беженцев прибалтов. Эта тема подробно описана в книге П. О. Энквиста «Выданные».
Точно так же прославленная своей нейтральностью и гуманностью Швейцария выдавала советских солдат, которым во время войны удавалось бежать в Швейцарию из лагерей военнопленных в Германии.
Страх перед Советским Союзом заставлял политических деятелей этих стран забывать принципы и существующие международные соглашения и законы.
Совсем по-другому разворачивались события в маленьком государстве Лихтенштейн. Его исключительное поведение я хочу описать в первую очередь в этой главе. В конце апреля 1945 года в Фельдкирхе в Австрии собрался отряд из 462 мужчин и 30 женщин под сенью русского национального бело-сине-красного флага. Это был отряд, который был в Германии зарегистрирован как «Специальная дивизия R» (что означало Россия). Он действовал в конце 1944 года в Силезии при своем командире полковнике, а потом генерал-майоре Борисе Алексеевиче графе Смысловском-Регенау-Хольмстоне, а под конец в районе Бреслау. К этому отряду присоединился в последние дни апреля 1945 года в Фельдкирхе (в Австрии) русский претендент на престол Великий Князь Владимир Кириллович Романов с небольшой свитой «штатских», среди которых был австрийский эрцгерцог Альбрехт и русский эмигрантский политический деятель С. Л. Войцеховский.
Ночью со 2 на 3 мая 1945 года, в 23.00, эта часть перешла у Хинтершелленберга границу в Лихтенштейн. Вооруженные пехотинцы шли по обеим сторонам дороги, а по середине двигалась колонна, состоящая частью из машин и частью из конных повозок с традиционной русской упряжью, с дугой над головой лошади из гнутого дерева.
Лихтенштейнские таможенники и швейцарские пограничники были вызваны по тревоге и пытались задержать непрошенных гостей. Безуспешно. Только после нескольких предупреждающих выстрелов из машины вышел русский генерал в немецкой форме и попросил приступить к переговорам. Лихтенштейнский пограничник чувствовал, что он не дорос до этого и запросил решения в своем учреждении в Вадуце, пригласив на это время генерала в таверну «У Льва». Отряд оставался на улице. Дополнительно возникли затруднения из-за «штатских», то есть Великого Князя и его свиты. В результате последовавших переговоров они на следующий день были высланы обратно в Австрию, а сам отряд остался в Лихтенштейне и был интернирован.
Для Великого Князя эта высылка была связана с личной опасностью, так как она совпадала с тем трехдневным промежутком в Тироле, когда там советские штабы для связи учинили кровавую расправу, которую я уже описал. После того, как было решено, что Лихтенштейн не будет высылать чинов этого русского боевого отряда, они были разоружены и размещены в пустых школах, а генерал со своей супругой и офицерами — в гостинице «Валдек» в Гамприне.
Князю Лихтенштейна Францу Иосифу Второму присутствие этих русских добровольцев, принимавших участие в войне на стороне немцев, создало большие затруднения. Он, как и уже упомянутые нейтральные страны Швейцария и Швеция, подвергся массированному давлению советской дипломатии. Она добивалась выдачи интернированных. Но в противовес упомянутым странам князь не уступил. 16 августа 1945 года появилась советская делегация и потребовала встречи с интернированными русскими. Переводчиком выступал уполномоченный князем Францем Иосифом Вторым барон Эдуард фон Фальц-Фейн. Он был членом знаменитой семьи Фалц-Фейн, известной из-за ее большого имения Аскания Нова в Крыму, на юге России. Барон, который свободно говорил по-русски, сумел с успехом частично опровергнуть выдвинутые советской делегацией неправильности и угрозы.
И на этот раз советчики сумели использовать неуверенность своих земляков, то есть столь сильно проявлявшуюся тоску по родине и опасение принудительной выдачи интернированных. Они обещали всем, кто теперь добровольно решится вернуться на родину, полное прощение Сталина. Около 200 интернированных обмякло и заявило о своей готовности к возвращению. Их по железной дороге перевезли в часть Австрии, занятую советчиками. Дальнейшую судьбу их описывает Солженицын в своем труде «Архипелаг Гулаг». Остальные остались в Лихтенштейне, где заботы о них взяло на себя правительство.
Тем временем советские власти неоднократно обращались к Князю с требованием выдать интернированных. Но он устоял против этого давления с согласия своего правительства и большинства народа Лихтенштейна. Даже несколько западных государственных деятелей поддерживали его в его решении, как например директор американского Центрального разведывательного управления Аллан Даллес, во время своего приезда в Падуи.
В сентябре 1947 года эта интернированная часть после трудных дипломатических переговоров была на средства государства Лихтенштейн перевезена в Аргентину.
Это описание я хотел бы закончить двумя цитатами. Слова Князя: «Невзирая на большое проявленное давление и на дурной пример других государств, эти достойные сожаления беженцы не были выданы их палачам.»
А доктор Александр Фрик, правитель Лихтенштейна, сказал: «Мы — маленькая страна, но мы уважаем наш закон!»
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Палачи в Москве за работой
В июле 1946 г. в Москве состоялся процесс Власова и его главных сотрудников. Приговор 1 августа гласил: «Смертная казнь через повешение». Насколько мы знаем, он был немедленно после его обнародования приведен в исполнение.
Я хотел бы здесь привести сравнительно короткое описание, в связи с официальным отчетом в служебном органе Министерства юстиции «Советское государство и право». Но предварительно я хочу указать на репортаж, который предположительно мог вызвать официальную реакцию в 1973 году. Это касается отчета советского журналиста в «Известиях». К сожалению, соответствующий номер его у меня затерялся, но текст хорошо сохранился в моей памяти. Вот, что описывает журналист:
«Во время моего посещения Соединенных Штатов я провел несколько дней в Нью-Йорке. Из чистого любопытства я изучил местную русскую ежедневную газету, мне хотелось узнать — как живут, что пишут, что делают русские в Нью-Йорке.»
Советский человек начинает свой отчет с извинения за то, что он, вообще, взял в руки эмигрантскую газету. Ведь любой интерес в отношении к русским эмигрантам в Соединенных Штатах мог представить его в ложном свете и поместить его в число подозрительных, сделав для него невозможной следующую заграничную поездку. Итак, он пишет дальше:
«Представьте себе, я читаю в этом грязном эмигрантском листке нечто, что приводит меня в глубокое изумление. Это объявление о предстоящей панихиде в русской церкви в Нью-Йорке, в такой-то день смерти бандита, кровожадного пса, изменника Власова, бывшего советского генерала. Я не поверил своим глазам. Как это, вообще, возможно! В Соединенных Штатах церковная служба в честь этого предателя! Туда я должен был пойти. К назначенному часу я появился в русской церкви.
Что же я там увидел? Отнюдь не достойные жалости, запуганные фигуры. Совсем наоборот. Туда пришли хорошо упитанные, прекрасно одетые люди, которые, очевидно, не стыдились принадлежать к этой группе изменников. Они стояли в церкви самоуверенно, вызывающе, крестились и молились за упокой души преступника и предателя Власова. «Как может свободный, демократический народ Соединенных Штатов допускать это на своей территории, — думал я, — и это было для меня непонятно».»