Синтия Роджерсон
Я люблю тебя, прощай
Некоторые виды моллюсков обладают «чувством дома», инстинктом, позволяющим им возвращаться на одно и то же место. Перемещаясь во время кормежки, они оставляют за собой слизистый след, благодаря которому и находят обратную дорогу. Со временем раковина моллюска принимает точную форму углубления в скале.
Воображаешь, будто имеешь маломальское понятие о любви? Да ты никак перебрал?
Сентябрь
Эвантон
Аня
Что еще имеет значение в этом мире, что увлекательнее и непостижимее любви? Смерть, разумеется, да и ту подгоняет или осаживает любовь. А смерть любви – трагедия, присущая исключительно человеку. Почему, в самом деле, мы горюем, когда минует любовь? Была, надо полагать, у эволюции некая на то причина. Мне она неведома.
Однако гибель любви – мой хлеб насущный, и потому не стану слишком горько сетовать по ее поводу. Уже более пяти сотен браков, находящихся при последнем издыхании, прошли через мои руки. Неплохой послужной список для человека, которому еще нет и тридцати. Но я рано осознала свое призвание и посвятила жизнь воскрешению любви. Консультации по вопросам брака – это искусство. И даже более того. Я врачеватель обреченных браков. Мой кабинет – реанимационная палата, а если меня постигает неудача, он обращается в хоспис. Но в первую очередь я философ любви.
Если вы достаточно начитанны, то вам должно быть известно, что все счастливые семьи похожи друг на друга, тогда как каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Тут нечего добавить. Одинокий человек встречает другого человека, они влюбляются. Полюбив, люди становятся лучше, ответить на их любовь нетрудно. Все влюбленные одинаковы. На этой стадии любовь основывается исключительно на неведении и заблуждении. Как заметил Уильям Сомерсет Моэм, «любовь – это то, что случается с мужчиной и женщиной, которые не знают друг друга».
Для моих же клиентов, зачастую попадающих ко мне спустя четверть века после свадьбы, все обстоит иначе. Вы не представляете, до чего занятно изо дня в день наблюдать, как люди изыскивают все новые способы обидеть друг друга. Они
У меня самой на этот счет никогда не было иллюзий, и все же я вышла замуж за Йена, утаив, впрочем, то, о чем знала наперед. Не всегда нужно рубить правду в глаза. Это все равно что сообщить двухлетнему малышу, что однажды он отправится на тот свет.
Любовь умирает. Вот так! Эта непреложная истина не должна бы никого удивлять, но сражает жен и мужей наповал. Большинство из них полагают, что им просто не повезло. Как будто разрыв не был предрешен заранее. Люди, которые любят всю жизнь, – исключение из правила. Мы же, простые смертные, уже в сладости первого поцелуя ощущаем терпкую горечь конца. И, сказать по чести, не вызывает ли жестокое разочарование столь же острые и глубокие эмоции, что и первая вспышка страсти? О разбитом сердце сложено куда больше стихов и песен, нежели о счастливой любви. Уж лучше страдать, чем терпеть унылое течение катящихся к концу отношений. И если они заканчиваются решительно и бесповоротно, то с ними уходит и тревожная неизвестность. Остается душевная боль, но и некоторое облегчение. А потом можно снова вообразить, что встретишь кого-то другого, и даже еще лучше.
Если бы существовало государственное учреждение под названием Департамент любви – просторный розовый зал с толпой сердобольных тетушек и симпатичных темноглазых мужчин, – его бы завалили жалобами и прошениями. Люди подавали бы на Любовь в суд за причинение им таких обид, что и не вообразить.
Но такого учреждения нет, и потому люди идут ко мне.
Когда раздается звонок в дверь, я на мгновение закрываю глаза и молюсь. Дай мне силы помочь этим раненым сердцам, шепчу я, не обращаясь ни к кому конкретно – к клубящемуся меж звезд пространству, к воздуху в кабинете, к атомам собственного тела. Меня успокаивает эта просьба о помощи. Потом я открываю дверь и впускаю их.
Ну вот. Звонят.
Роза
Со своим мужем я общаюсь так: «Одевайся, живо! К семейному консультанту опаздываем! Я тебе выгладила синюю рубашку. Не там, в шкафу! Угу. А башмаки давно пора выкинуть, ты только глянь на подметки! В понедельник пойдешь в “Кларкс”, у них как раз распродажа».
Будто ему шесть лет. Не помню уже, когда это началось, когда у меня появились заносчивая раздражительность и командирский тон, но я как разогналась, так и не могу остановиться. Хотя убила бы на месте всякого, кому вздумалось бы заговорить со мной подобным образом.
– А ты же вроде сказала, что у них все занято? – недовольно бурчит Гарри, точно малолеток, норовящий доказать мамаше свою независимость.
– Господи, да ты не слушаешь, что ли? Сто раз повторять? У них кто-то отказался. Так что ровно в восемь мы должны быть у Ани.
– У Ани?
– Да, у Ани.
– А ничего звучит, мне нравится. По-иностранному, но вроде как успокоительно и пользительно. И стильно. Полячка?
– Почем я знаю? Заткнись и одевайся, наконец.
Ну не стерва ли? Ненавижу себя!
– Свидание с Аней. Класс! Что бы такое надеть? Синюю рубашку с теми новыми черными джинсами? Не простовато?
– Что угодно, только не твои труселя! Господи, во всей Англии ты единственный такие и носишь. Ума не приложу, как можно покупать такое!
– Так ты не находишь их сексуальными? Да, эти и впрямь подрастянулись и посерели маленько, но я могу надеть те, что поновее и поплотнее, из «Маркса».
– Как будто от этого что-то изменится. Как будто вообще что-то может измениться.
– Если б ты время от времени надевала какие-нибудь хорошенькие трусики, глядишь, что-нибудь и изменилось бы, – заявляет мой муж.
Пауза. Я мрачно деру щеткой волосы. Сегодня я безобразнее и старше, чем обычно. Вот что творит мой муженек! Превращает меня в уродину. В прихожей хлопает дверь, и я вдруг вспоминаю, что я не только ужасная жена, но еще и ужасная мать.
Он появляется молча.
