Войдя в свой подъезд, Каттани, понурив голову, сел в лифт. Он ничего не хотел вокруг видеть. Каждая мелочь вызывала воспоминания, ножом пронзавшие сердце. На дверях еще была табличка с его фамилией. Он открыл дверь в квартиру, ударила волна застоявшегося воздуха.
Он распахнул все окна. Мебель стояла по своим местам, но казалась какими-то старыми ненужными ящиками. В комнате дочери со шкафа на него смотрели веселыми глазками два плюшевых клоуна. В углу лоджии он обнаружил пластиковый мешочек, полный тюбиков масляных красок — воспоминание об увлечении жены живописью.
Каттани не хотел ни о чем вспоминать. Внутри себя он ощущал пустоту. Словно только сейчас осознал, что всего за каких-то несколько месяцев жизнь его так круто изменилась. Поглядел на себя в зеркало, и ему показалось, что он лет на десять постарел. «По мне проехали катком, — подумал он. — Сплющили, как железный лом».
Под вечер неожиданно зазвонил телефон.
Он настороженно поднял трубку и несколько секунд молчал, прежде чем сказать:
— Алло.
— С благополучным возвращением!
Он узнал голос Ольги Камастры.
— А, это вы, — отозвался он. — У вас что — специальные радары, чтобы следить за мной?
Та рассмеялась.
— Вы не знаете этого города, — сказала она. — Новости здесь распространяются с фантастической быстротой. Вы приехали, чтобы здесь остаться?
— Это мое дело, — грубо ответил он. — Вы меня извините, но у меня нет никакого желания разговаривать. — И повесил трубку.
Через несколько минут вновь раздался звонок. Это опять была графиня Камастра.
— Не сочтите меня назойливой, но хотелось бы с вами ненадолго увидеться. Я должна вам многое сказать.
— Вряд ли смогу вас выслушать, — сказал Каттани. — Я приехал лишь упаковать вещи и сдать их в багаж.
— Может быть, сегодня вечером вместе поужинаем? — предложила она.
— Нет. Мне не хотелось бы никуда выходить из дома, — решительно закончил он разговор.
Поужинал он двумя булочками, купленными утром в баре. В шкафчике на кухне он нашел еще плитку шоколада. Налил себе щедрую порцию виски и растянулся на диване перед телевизором. На экране мелькали сцены одной из тех американских историй, от которых без ума домохозяйки: с холодными, начищенными до блеска, как кафельные плитки, миллиардерами, их придурковатыми сыновьями и целой стаей жадных дамочек, кружащих над ними, как стервятники.
Раздался звонок у входной двери. Каттани засунул в рот последний кусочек шоколада и пошел открывать. Он думал, что это швейцар принес счета за свет и телефон.
— Добрый вечер! — приветствовала его Ольга Камастра. Лицо у нее так светилось радостью, и держалась она столь уверенно, что устоять перед ней было невозможно. Хотя Каттани не произнес ни слова, графиня вошла в прихожую.
— Даже если я вам мешаю, — сказала она, — мне все равно приятно вас видеть.
— Раз вы — графиня, — саркастически произнес Каттани, — то я, жалкий плебей, должен вам с поклоном подчиниться.
Женщина усмехнулась.
— Ну, если вы подходите к этому таким образом... А, впрочем, почему бы и нет? У нас, на Сицилии, женщина не может позволить себе прийти домой к одинокому мужчине. Если это откроется, она может поплатиться жизнью. А для меня это абсолютно возможно! Никто мне ничего и не подумал бы сказать. Просто сочли бы капризом графини, вполне простительным грешком.
— Да, — сказал Каттани, — вы летаете высоко, это нам известно.
Он указал графине на кресло. Она села, удобно устроилась. Каттани остался стоять и спросил:
— Ну, так о чем же вам не терпелось со мной побеседовать?
Она нахмурилась и с досадой сказала:
— Ох, вы в самом деле хотите от меня поскорее избавиться! Я пришла узнать, с чего это вы вдруг решили приехать.
Каттани, не сдерживаясь, с силой хватил кулаком по столу.
— Это кто же хочет знать? Кому вы должны об этом доложить? — заорал он.
На лице у графини появилось обиженное выражение.
— Вы не должны бы меня так оскорблять, — сказала она. — Я не занимаюсь черной работой. И спросила вас лишь потому, что это интересует меня лично. А также, если позволите, из простой любезности. Кто знает, может быть, вы нуждаетесь в помощи. Ведь у нас с вами никогда не было никаких столкновений. Если могу быть чем-нибудь вам полезна, я все охотно сделаю.
Каттани взъерошил рукой волосы. Что надо этой женщине? Она ему друг? Или проникла к нему в дом, как троянский конь; чтобы окончательно его добить? Он обнаружил, что уже утратил способность разбираться в людях. Он слишком долго в себе растил недоверие к окружающим. И это сделало его чересчур осмотрительным.
— Как себя чувствует ваша дочь? — спросила графиня. Ее интерес казался искренним.
— Моя дочь, — тихо ответил Каттани, — меня покинула. Она не захотела больше жить.
— О, боже мой! — Женщина закрыла лицо рукой. Теперь желание поговорить, поделиться испытывал он сам.
— Однажды утром, — сказал Каттани, — ее нашли в фонтане в парке клиники. Она бросилась в воду и захлебнулась.
— Нет, это невозможно! — произнесла, словно простонала, Ольга. Она поднялась с кресла. Глядя на огни за окном, добавила: — Какой ужас! Какие страшные вещи происходят в этом городе! Извините, но я поистине потрясена.
Комиссар, казалось, делал все, чтобы отогнать воспоминания. Но теперь они сразу на него навалились.
— Я не могу больше об этом говорить, — пробормотал он.
— Простите, — огорченно сказала женщина. — Было глупо с моей стороны мучить вас расспросами.
— Здесь меня больше ничего не держит. Я вернулся только за вещами,
— Я вам верю, — проговорила графиня, — но кое-кто в городе может решить, что вы возвратились по другим причинам.
— По каким же?
— Чтобы отомстить.
— Отомстить? — удивленно повторил он. — Для этого я не чувствую в себе силы. Чтобы мстить, надо кипеть злостью. А я перегорел. Меня доконали.
— А, кроме того, разве это имело бы смысл? — заметила графиня. — Только увеличило бы список жертв.
Каттани искоса взглянул на нее.
— Кстати, вы однажды попытались внести в этот список меня.
— Вам этого не понять, — ответила со вздохом Ольга. — В тот раз я не могла поступить иначе. Они спросили, на какой машине вы ко мне приезжали. Я видела ваш фургончик, и мне пришлось это сказать.
Она сделала несколько шагов, ломая пальцы. Потом продолжала:
— Я знаю, это было низко и жестоко. Но у меня не было выбора. Если бы я промолчала, мне бы не выйти живой из той комнаты. — Впервые за все время, что Каттани знал эту железную женщину, она была готова вот-вот расплакаться. — Вы себе даже не можете представить, какой террор царит в этом городе.
— Да ладно, — сказал комиссар, — чего уж там теперь говорить... Вам совершенно ни к чему передо мной оправдываться.
