ощущение, словно он вляпался в грязь — в какие-то полминуты дувал намок и оплыл под грозовым водопадом. Спрыгнув во двор, мальчик вбежал в комнату и остановился у порога, наблюдая за буйствующей силой природы. Молния сверкала беспрестанно. Беспрестанно гремел гром, и дождь все лил и лил, как из ведра. Любопытство Доврана к разыгравшейся грозе постепенно сменилось тревогой и боязнью — как бы этот проливной дождь не размыл хижину и не унес ее в Амударью, — тогда и жить будет негде. Разве что, можно будет скрыться в пионерлагере. Там можно в палатке поставить еще одну кровать и спать на ней. Можно и отцу в палатке пионеров ночевать. Надеть ему на голову белую панаму, на шею — красный галстук. Только бородатый он... Если бы сбрить бороду!
Постепенно ливень стал ослабевать. Туча ушла в низовье реки, и гром стал чуть-чуть потише. А когда стало еще тише — Довран услышал отдаленный собачий лай. Мальчик прислушался, но никакого лая больше не услышал: решил, что ему почудилось. Лег спать, постелив кошму у самого порога. Но уснуть уже не мог — пронесшаяся гроза разогнала весь его сон, да и об отце все время думал Довран, и о пароходе.
Клычдурды-ага вернулся на рассвете. Промокший до нитки, он повесил на гвоздь под потолком фонарь, сбросил с себя' зюйдвестку, затем бязевую рубаху, сапоги, брюки и остался в одном нательном белье. Но и белье было мокрым.
— Ну чего там? — спросил Довран, пока отец раздевался.
— Вода прибывает, сынок, — не сразу отозвался Клычдурды-ага.— Столько воды с неба пролилось, что всю долину затопить может.
— А пароход?
— Парохода не было. Это был теплоход «Ашхабад», как я и предполагал. Их чуть не вынесло на мель. Я помог им — теперь они в безопасности. Достань-ка мне из сундука сухие штаны и рубаху.
Довран проворно выполнил отцовскую просьбу, Отец переоделся и вновь удрученно сказал:
— Да, сынок, вода прибывает. Я думаю, не залило бы низину. Если зальет, то и хлопковые поля, и сады окажутся под водой.
— Можно, я пойду посмотрю?
— Увидишь еще — подожди хоть солнце взойдет.
— Нет, я пойду посмотрю! — настоял на своем Довран и выбежал со двора.
Спускаясь к реке, он видел поднимающийся из-за горизонта огненный диск солнца и всю равнину, залитую водой и алой краской солнечного восхода. Это было величественное, но тревожное зрелище. Довран почувствовал, как тяжело ему дышится. И вместе с навалившейся тяжестью пришла пугающая мысль: «А как же мой падишах?!» Довран посмотрел в ту сторону, где за косогором и излукой находилось его «волшебное царство» и тотчас принял решение: надо поскорее идти к падишаху.
Как всегда, Довран был только в одних трусах. Его немножко знобило от утренней свежести и тревоги. Скрестив руки и поеживаясь, он направился в сторону баржи, поднялся на косогор и удивленно ойкнул. Камыши, через которые он всегда ходил, были залиты водой. Вода, затопив их, подобралась к подножью барханов, на которых росли саксауловые кусты. Пришлось вновь образовавшийся залив обойти справа, по саксаульнику. Но когда Довран опять вышел к реке, к тому месту, где должна быть старая баржа, то не увидел ее. Все тут залило водой. И на месте баржи, гибельно завывая, суетилось какое-то чудище. Довран поначалу испугался, отступил даже: «Может, это и есть настоящий аждарха!» Но приглядевшись узнал завхозовского пса Глупыша. Пес был по самые уши в воде, скулил и завывал, но никак не мог выбраться из воды. А вода поненмогу прибывала. Довран окончательно освоился в необычной обстановке и поманил собаку:
— Глупыш! Глупыш! Ну, иди скорее ко мне!
Увидев мальчика, спаниель забултыхал лапами и еще сильнее затявкал, с подвывом, жалуясь на свое бедственное положение.
— Глупыш, что с тобой?! — не на шутку испугался Довран и пошел к нему, осторожно ступая по разлившейся воде. Сначала она была по щиколотку, но потом дошла до колен и даже до бедер.
Чем ближе Довран подходил к собаке, тем больше убеждался, что она за что-то зацепилась и никак не может выбраться. «Наверное, зацепилась за баржу!»— смекнул мальчик. Но как сюда попал Глупыш?»
— Иди ко мне, иди ко мне, Глупыш, — ласково приговаривал Довран, ступая по дну и погрузившись уже по самую шею в воду.
Пес держался на плаву, и вероятно уже давно. Он уже выбился из сил, бултыхая беспрестанно лапами. И хотя лапы у него перепончатые, как у утки, мог бы плавать дольше другой собаки, но устал Глупыш, оказавшись в воде может быть еще ночью. Поднырнув, Довран высунул голову возле самой морды Глупыша и дотронулся до ошейника. Ощупывая ремень, коснулся цепи, которая свисала с ошейника и тянула Глупыша вниз. «Да это же наша цепь, которую вчера...» — догадался Довран-Мальчик, нажав на пружинку, отделил цепь от ошейника и, таща ее за собой по дну, поплыл, а потом пошл к берегу. Глупыш, повизгивая поплыл за ним и, первым выскочив на берег, радостно залаял и закружился волчком, выражая самую искреннейшую благодарность своему спасителю. Едва Довран вышел из воды, как Глупыш с той же радостью бросился к нему и, повизгивая и жалуясь, принялся лизать руки и ноги. А Довран гладил спаниеля, смотрел на прибивающую воду и приговаривал улыбаясь:
— Дурачок... Как ты оказался на цепи? Еще бы час, а может и меньше, и утянула бы тебя цепь на дно... Захлебнулся бы ты, Глупыш...
И вдруг мальчика осенило:
— Ба, да ведь тебя посадили на цепь сторожить мое волшебное царство! Генка, Бяшим и Аннагозелька тебя посадили! Правильно я говорю?
Глупыш, немножко успокоившись, продолжал повизгивать и уже поглядывал в сторону пионерлагеря. Вот он, словно из-извиняясь за то, что ему пора бежать к своему хозяину, тявкнул еще разок, другой и скрылся в саксаульнике. Довран не стал его останавливать. Усевшись на песок, он смотрел на разлившуюся воду, на другой берег реки, где уже не было видно земли, а сверкала на солнце сплошная вода, и с досадой думал о своих друзьях. Думал, пожимал плечами, хмыкал и выражал свои мысли вслух;
— Надо же... А еще друзья называются! Почему они без меня Глупыша привели сторожить волшебное царство! Цепь прицепили к барже — кое-как отцепил. А самое главное посадили Глупыша сторожить падишаха и спят себе спокойно. Тут потоп — весь мир вода заливает, а они спят в своих палатках! Еще немного — и погиб бы Глупыш! Хорошенькая игра, ничего не скажешь!
Доврана все больше и больше разбирала обида на своих друзей, и он решил идти к ним в лагерь и высказать им все. Поднявшись, он повесил цепь на плечо и зашагал к карагачевой роще, где стояли палатки.
Довран уже подходил к синей разрисованной арке у входа в рощу, когда навстречу ему, таща Глупыша за уши, попались Генка и Бяшим.
— Да вы что! Вы что делаете с Глупышом! — возмутился Довран.— Да он же...
— Ай, дрянь вислоухая! — издевательски хохоча, заговорил Генка. — Мы его сделали Цербером, посадили сторожить волшебное царство, а он порвал цепь и сбежал...
— Отпустите его! — вне себя крикнул Довран. — Как вам не стыдно!
— Да ты что, Довранчик?— удивился Бяшим. — Ты разве забыл про нашу игру? Все только еще начинается...
— Какая может быть игра, когда — наводнение! — вскричал Довран. — Отпустите собаку!
— Ну, ладно, только без гонора,— сказал насупясь Генка.
Генка пнул Глупыша, и пес обиженно побежал к палаткам. Довран презрительно посмотрел на Генку, повернулся и тоже зашагал прочь.
— Довран, куда ты?— позвал Бяшим. — Ну, чего ты обиделся?
— Пусть идет, — сказал независимо Генка. — Подумаешь, задавала...
О том, что на реке, в самом деле, половодье, ребята узнали лишь через час, после завтрака, когда пошли к барже. На месте сухой, поросшей травой низины, из которой еще вчера торчал нос старой ржавой баржи, они увидели целый залив. И даже трудно было определить место — где под водой покоится старая баржа. Генка, виня себя, что незаслуженно обидел Доврана, сказал тихонько:
