(руссказ)
Острые отроги гор похожи на зубы в ощеренной пасти какого-то неведомого зверя. Они темнеют, когда случайное облако приглушает солнечное сияние, они влажно и хищно взблескивают, когда обрушивается на них поток света. Кажется, чудище затаилось и терпеливо ждет свою добычу — ждет час, день, вечность.
Но это чисто человеческая фантазия. У барса горные отроги не вызывают никаких ассоциаций. Они лениво лежат в тени на скальной площадке, почти неотличимые по цвету от каменной россыпи. Он сыт, полон истомы и мог бы даже замурлыкать от избытка благодушия. Однако понимает, что не к лицу властелину гор мурлыкать, словно несмышленому котенку, и поэтому сдерживает свое желание.
Желтые, похожие на янтарь глаза барса полузакрыты. Но и сквозь узкие щелочки он прекрасно видит все, что творится в ущелье. Вот крадется знакомая куцая лиса. Особой симпатии к ней барс не испытывает — сказывается врожденная неприязнь кошачьей породы к лисам, шакалам, волкам и прочей собачьей братии. Он куцую не трогает — привык к ней. Живет она тихо и скромно. Правда, порой таскает остатки его, барсовой, добычи. Он это терпит: джейранье стадо, которое он «пасет», велико, недостатка в свежей еде не ощущается.
За кем же охотится куцая? Ага, понятно: куропатка ведет на водопой своих великовозрастных отпрысков, и лиса решила воспользоваться удобным моментом. В данном случае сочувствие барса на стороне лисы. Кекликов он недолюбливает. Мясо у них вкусное, однако слишком мало его и слишком много перьев. А главное — очень уж суматошны и бестолковы. Крадется барс к джейранам, а куропатки в траве. Нет чтобы потихоньку убраться с дороги — сидят, затаившись до тех пор, пока носом в них не ткнешься. Только тогда улетают и шуму поднимают столько, что уж ни о какой охоте думать не приходится. Хоть бы всех их куцая передавила!
Барс непроизвольно подбирается, и мускулы его начинают подрагивать, словно это он охотится, а не лиса. Внимательно следит за куцей, уже откровенно заинтересованный исходом охоты. Вот лиса затаилась. Прыгнула. Поспешила! Улетела куропатка, только несколько перышек осталось. Ну и дура, ходи голодная! Барс презрительно отвернулся от неудачницы.
Солнце поднималось все выше, тени перемещались. Желтое пятно света легло на край площадки, поползло к лапе барса. Покосился на пятно, подтянул лапу. Пожалуй, пора домой — пещера хранит ласковую прохладу ночи, там он сладко уснет до захода солнца.
Последний раз окинув взглядом ущелье, барс приподнялся. И замер. Звук, заставивший его насторожиться, не оставлял сомнений — это перепуганные джейраны. Плотным табунком выскочили они из-за поворота и, не сбавляя скорости, промчались мимо. Барсу ничего не стоило поймать одного из них, но он был сыт, а для забавы не убивал.
Его в этот момент занимало другое: кто напугал джейранов? Его джейранов, его собственное стадо, на которое никто, кроме него, не имел прав! Как-то попыталось оспорить его право семейство пришлых волков. Все вместе они были сильнее барса, но он выследил их поодиночке и убил — волка, волчицу, и двух волчат-переярков. Потом заявился бродяга барс. Это был бой на равных, и чужак убрался подобру- поздорову. Может, снова он? На этот раз так легко не отделается.
Барс усиленно принюхивался и раздражался, оттого что ветер дует не к нему, а в сторону неведомого врага. Вспомнилось, что еще на заре далеко в низине, скрытой от взора зарослями арчи, кто-то долго выл и рычал дурным голосом. Может, это он гонится теперь за джейранами?
Наконец чуткое ухо уловило шорох катящихся камней, и барс сжался в тугой ком мускулов, готовых каждый миг бросить его на пришельца. Шорох становился все явственнее. Потом из-за поворота появился Двуногий. Барс вздрогнул и чуть расслабился.
Вышел второй Двуногий. Они присели на корточки возле большого валуна и стали смотреть по сторонам. Наклонились к земле. Может, они не джейранов вынюхивают, а его, барса? Но почему же они не чуют запаха, ветер-то дует прямо на них? И зайца не чуют, хотя тот совсем рядом с ними притаился.
Вот выпрямились, пошли по тропинке. Заяц сиганул в сторону и юркнул под арчовый куст. Двуногий дрогнул, замер. Испугался? Но зайца не боятся даже джейраны! А что, если рявкнуть на Двуногих погромче, предупредить, чтобы убирались с чужого участка?
Но барс не рявкнул — что-то его удержало. Он весь дрожал от желания прыгнуть, когда Двуногие проходили мимо, и опять же смутное опасение принуждало его не шевелиться, лишь плотнее прижиматься к скале.
Когда Двуногие скрылись из виду, барс мягко, не шевельнув ни единого камешка, спрыгнул на тропу, понюхал следы. Они пахли так же, как прошлой весной, когда Двуногие появились в его владениях.
Собственно, была еще самая ранняя весна, и ее хмельное дыхание туманило голову владыки гор, как и всему живому. Барс по натуре отшельник, он предпочитает и жить, и сражаться, и умирать в одиночку. Однако в конце зимы, когда оглушительным становится птичий гомон и свист, когда теплой, волнующей влажностью начинает дышать сама земля, даже барс тяготится одиночеством. Неприкаянно бродит он по своим владениям, часто не обращая внимания на легкую добычу, и не рычит, а громко мурлычет, как большая тоскующая кошка. Он беззастенчиво и бездумно нарушает границы чужих владений и не успокаивается, пока не услышит ответного мяуканья.
Любовный хмель проходит быстро. Расставаясь с подругой, барс уже посматривает на нее холодновато.
Так было и в прошлый раз. Покинув мать своих будущих детенышей, которых он, по всей вероятности, никогда и не увидит, барс возвращался в свое ущелье, усталый, голодный, полный стремления хватать и терзать живую плоть. Путь пролегал через предгорную низину, и там он вдруг увидел притаившееся незнакомое существо. Очертаниями и грязновато-блеклой окраской — желтое с зеленым — оно напоминало черепаху. Но, во-первых, таких огромных и нелепых черепах ему еще никогда не встречалось, во-вторых, пахло оно незнакомо — едко и отвратительно. Барс даже чихнул, потер нос лапой и на всякий случай негромко зарычал, хотя существо, кажется, не собиралось на него нападать.
Осмелев, он походил вокруг, и ноздрей его коснулся новый запах. Запах вел в горы, в ущелье! Барс вознегодовал и немедленно кинулся по следам пришельцев, пылая жаждой убийства. Следы становились все отчетливее, к ним примешался запах джейрана. Для барса было ясно, что эта матка с детенышем и что пришельцы идут именно за ними. Это был грабеж, наглое нарушение всех законов. Но тут ухнул и прокатился по горам удар грома, за ним второй и третий. Горы, как и барс, любящие покой, отозвались негодующим ворчанием, глухим гулом недовольства.
Барс остановился и недоуменно поднял морду. Он знал, что за грохотом обычно сверху льется вода, это неприятно, и надо прятаться в укрытие. Однако небо было безоблачным, дождем и не пахло. Но гром остудил ярость зверя, вернув ему обычную осторожность, — он свернул с тропы и полез по скалам. И вовремя — на тропе появились Двуногие. Один из них тащил на спине джейраниху, другой нес две кривые палки.
До этого барсу не приходилось встречаться с людьми, и раздражение уступило место любопытству. Вслед за Двуногими он спустился в лощину. Здесь он стал свидетелем новых чудес. Двуногие разодрали панцирь черепахи, и там образовалось нечто похожее на небольшую пещеру. В нее швырнули джейраниху, залезли сами. Черепаха хрюкнула затряслась и вдруг дико взревела. Барс от неожиданности подскочил на месте, как мячик и гоже рявкнул Из черепахи сверкнул огонь, грохнуло, что-го со свистом стегнуло по веткам арчи, под которой укрылся барс Он не знал, что это картечь, но почуял опасность и поспешил убраться подальше. Уже издали он видел, как черепаха тронулась с места, поползла все быстрее и быстрее, пока не скрылась из глаз.
За год барс успел позабыть об этом происшествии. Но вот Двуногие появились снова, и в памяти зверя зашевелилось что-то недоброе и тревожное. Он пошел по следу охотников.
Долго выискивали Двуногие убежавших джейранов. Барс смотрел на них и удивлялся их глупости: чего они карабкаются по скалам, когда даже кеклики знают, что джейраны по выступам, опоясывающим гору с севера, давно уже вернулись на то место, откуда их спугнули... Он сам, когда не было особой охоты размять мускулы в погоне, пользовался этой глупой привычкой джейранов, чтобы, спугнув, залечь на их обратной тропе и взять прямо налетавшую на него добычу.
Уже совсем стемнело, когда охотники не солоно хлебавши, конвоируемые барсом, спустились из
