давно, попытки Айдыны узрела сразу. И очень ловко уклонялась от аркана всякий раз, когда его петля пролетала над ее головой.
Айдына сердилась и охаживала плеткой ленивого Когдея. Этого коня, непригодного из-за хромоты к сражениям и дальним походам, отец подарил Айдыне на ее прошлогодний день рождения. С весны девочка умоляла отдать ей Элчи, молодую кобылицу, быструю, как ветер, но Теркен был непреклонен. Вот и сейчас, стоя возле юрты, он наблюдал за попытками Айдыны поймать Узун Азах. Лицо его было серьезным, не разберешь, как на самом деле он относится к забавам дочери.
Наконец ей надоело воевать с хитрой кобылой, и она подъехала к отцу. Видно, на лице Айдыны ясно проступило все, о чем она хотела поговорить с ним. Поэтому Теркен-бег сразу сказал строго и без обиняков:
– Нет, Элчи еще не объезжена. Я не хочу, чтобы ты сломала шею.
– Но я приручу ее, – насупилась Айдына. – Элчи уже подходит ко мне и слизывает соль с ладони. И знает свое имя.
– Не стоит меня упрашивать, – нахмурился бег. – Я знаю, что говорю. Тебе пристало носить женское платье, а не кожаные штаны табунщика.
– Я не буду табунщиком, – гордо вскинула голову Айдына. – Я буду воином. Я заменю тебе сына.
Теркен покачал головой и усмехнулся.
Темные, как черемуха, глаза Айдыны гневно сверкнули. Она встряхнула головой, отчего все ее сорок косичек пришли в движение.
– Не смейся! – вскрикнула она. – Я докажу, что могу сражаться на мечах не хуже твоих матыров. А из лука я попадаю в глаз белке.
– Женщина никогда не сядет в седло воина! Даже моя дочь! – Теркен перехватил у нее повод Когдея. – Хватит уже забавляться пустяками. Иди к Ончас, помоги ей! Она жалуется, что ты целыми днями пропадаешь в тайге. Это опасно!
– Меня охраняет Адай. Он в одиночку может завалить медведя, – не сдавалась Айдына. Но повод выпустила, чтобы не сердить отца. А то заберет Когдея с той же лекостью, с какой подарил его.
– Адай – всего лишь большая собака. Он может справиться с медведем, но против меча или стрелы бессилен. А в тайге появились чужие люди, – сказал отец.
– Это орысы? – Глаза Айдыны заблестели. – Я знаю, Ончас мне рассказывала. У них розовые лица, круглые, как пуговицы, глаза, и острые, точно клюв, носы. А на лице у них много волос.
– Женский язык точно змея, – усмехнулся Теркен. – Укусит, долго болеть будешь! Ончас – старая женщина, что она может знать об орысах? Она их в глаза не видела. Но будь осторожнее, худые люди в тайге. Возможно, Алтын-хан заслал своих лазутчиков. Или джунгары снова собираются походом на наши земли. Ирбек вчера слушал сову. Она прокричала тридцать три раза. Это к беде.
– Ирбек? – Айдына приблизилась к отцу и заглянула ему в глаза. – Он велел соорудить шалаш на горе Изылтах и накрыть его шкурами. Зачем ему камлать? Одному, без людей? Что-то плохое случилось? Орысы идут?
Теркен прищурился и шутливо дернул Айдыну за косичку.
– Плутовка! Откуда знаешь про шалаш и камлание? Подслушала чужие разговоры? А может, успела побывать на Изылтах?
Айдына потупилась. Ей легче было признаться в первом грехе, чем во втором. Потому что это признание непременно потянуло бы за собой целую цепь доказательств ее негодного поведения. Ведь она не только подслушала разговор шамана Ирбека с его помощником Быргеном, но и на самом деле отправилась вслед за ними к горе Изылтах. Причем не раз пряталась в зарослях, чтобы шаман не заметил, что за ним наблюдают. Впрочем, о том, что случилось дальше, она промолчала бы даже под пыткой, потому что гнева отца опасалась больше, чем мести злых духов.
– Иди к Ончас, – уже нетерпеливо повторил отец. – И забудь об орысах. Они не скоро придут. А старой тетке нужно помогать каждый день.
И, не оглядываясь, направился к коновязи.
Айдына же побрела на встречу с Ончас, которая с недовольной гримасой на смятом, как старый гриб, лице ждала ее возле юрты. Но мысли девочки витали в другом месте, на родовой горе Изылтах, что возвышалась рядом с аалом. С юга и запада Изылтах опоясывали неприступные скальные обрывы; с севера и востока – сбегали вниз крутые склоны, заросшие лесом. А на самой вершине с незапамятных времен стояла каменная крепость-све, в которой жители улуса – женщины и дети – отсиживались при нападении врага.
Айдына много времени проводила на Изылтах, и всегда – в одиночестве. Киркей не осмеливался подниматься на священную гору. Он был всего лишь харач [78] кыштымом, и путь на Изылтах ему заказан, как заказан он Адаю. Более того, когда Ирбек поднимался на гору для камлания, всех собак в аале привязывали, чтобы не распугали тёсей шамана.
С вершины Изылтах открывался прекрасный вид на степные долины и пологие сопки, поросшие жидким лесом. Смотри с нее во все глаза, не наглядишься: далеко и широко, на все четыре стороны раскинулись земли ее родного Чаадарского улуса. А по окоему – сплошной ковер синевы: то разлеглась бескрайняя тайга, а над ней – тоже синие горы в овечьих шапках облаков. Где-то там, на склонах Айлытах, ждал ее Киркей. Но дождется ли?
В тот день, когда вернулся отец, Айдына вновь оседлала Когдея и отправилась к священной горе, ведь с ее вершины можно первой увидеть нечто такое, отчего все в аале лопнут от зависти. Например, появление орысов…
Когдей с трудом спускался по крутой тропе в лог, когда Айдына увидела Быргена. Он лежал на камнях в полусотне шагов от нее, возле ручья, и пил воду. Сапоги его прохудились, одежда покрылась толстым слоем пыли, словно Бырген пришел издалека.
Айдына давно не встречала Быргена в аале, хотя прежде чуть ли не по десятку раз в день он попадался ей на глаза. Но она не придала этому значения. Какое ей до Быргена дело? Он даже не родич ей, а пришлый, из другого улуса. Но понравился чем-то Ирбеку, и тот взял его в помощники. Может, по той причине, что Бырген ловко управляется с жертвенными баранами? Так искусно разрывает кровяную жилу, что ни разу даже капли крови не пролил на землю.
Вероятно, и на этот раз Айдына проехала бы мимо, тем более ее и Когдея скрывали кусты, но тут она заметила Ирбека. Шаман спускался к ручью с противоположного откоса и так спешил, что поскользнулся и упал, преодолев остаток пути на спине. Бырген, услышав шум, поднял голову. Выглядел он крайне испуганно. Присев на корточки, как заяц, он озирался по сторонам, но, увидев шамана, успокоился.
– Тихо! – Ирбек тоже огляделся вокруг.
Знал бы он, что Айдына не только Когдею приказала лечь, но и сама устроилась в кустах, осторожно оборвав листья на уровне глаз! Очень уж хотелось ей узнать, почему Ирбек и Бырген предпочли встретиться вдали от людских глаз и ушей.
– Ай, Ирбек, на солнце не могу смотреть, – пожаловался Бырген и потер красные, гноящиеся веки. – Глаза песком занесло, лошадь вчера пала. Шибко скакал, чтоб Теркен-бега обогнать, но не успел.
Услышав имя отца, Айдына напряглась и вся превратилась в слух.
Ирбек смерил помощника настороженным взглядом и сел на траву, подогнув под себя ноги. Бырген устроился рядом.
– Говори, что за вести принес, – приказал шаман.
– Худые вести, – вздохнул Бырген и закашлялся. – Разбили орысы ойратов, и алтысарцев побили, и модоров, и алтырцев, и езсерцев. Разбежались все по улусам, притаились. Только не быть той победе, если б Эпчей-бег не взял сторону орысов. Из засады ударила его дружина. Многих кыргызов положили, и калмаков немерено!
– Теркен-бег встречался с Эпчеем? – быстро спросил Ирбек.
– Встречался, – кивнул Бырген, – сразу после боя. О чем разговор вели, не ведаю. Близко к юрте не посмел подойти. Но знаю, Теркен-бег за битвой с горы наблюдал, а два его воина ранены. Как это случилось, мне тоже неведомо.
– Дед мой, – поднял глаза к небу Ирбек, – да будет милость богов над ним, говаривал: «Не стоит бояться того, кто думает лишь о своем бездонном брюхе». Скажи, много ли едят орысы?
