– Помногу, если еды в достатке, но и малым довольны без ропота. Горькое вино, что пьют ковшами, настаивают для крепости на волчьей желчи. Сильны и – ух! – как звери страшны. Волосы дремучие по всему лицу растут, одни глаза видны. У одного орыса борода длиннее, чем хвост ирбиса, и гуще, чем трава под ногами. Он ее за пояс затыкает, чтобы ветром не растрепало. А ругаться или смеяться начнут, листья с деревьев летят, и зверь со страху прячется в нору. Видел я, как один орыс копьем дерево проткнул, а другой – взмахом меча голову быку снес.
Тут Айдына едва не вывалилась из кустов. Неужто Бырген и впрямь видел орысов близко? Отчего ж тогда жив остался, если они так страшны и опасны?
Девочка подползла ближе. Слова Ончас совпадали с рассказом Быргена. Видно, не обманули ее духи.
– Топоры у них острые, острее не бывает, – продолжал свой рассказ Бырген. – Мечи и сабли из лучшего молата, и копья – короткие и длинные, и кистени железные медвежью голову разбивают, как орех. Есть у них палки громовые – большие и малые. Из них огонь, дым и смерть с грохотом вылетают. Ни заговором, ни пансырем невозможно защититься от тех палок железных. Поклоняются они доскам с ликами их богов. Лики тех богов черны, и взгляд их страшен. А над нашими богами смеются, обычаев наших не признают, а тех, кто против веры орысов, в воду окунают. Их шаман над ними крестом деревянным машет, а затем такой же крест, только малый, на шею надевают. После того кыргызу никак нельзя своих богов почитать. Бог орысов силен, кто ему неугоден, огнем пожжет.
Ирбек закрыл глаза и тихо сказал:
– Давно в стране Хырхыс жертву хану Эрлику не приносили. Рассердился он на черноголовых людей, мстит, насылает свое войско.
Шаман поднялся на ноги, сверху вниз посмотрел на Быргена:
– К ночи мне шалаш построй на священной горе. Камлать буду.
Страшновато было Айдыне красться по тайге вслед за шаманом и его помощником. Но любопытство победило. Когдея она оставила пастись в распадке у подножия горы. Ирбек и Бырген поднимались по тропе, о чем-то тихо переговариваясь. Айдына пробиралась по откосу, не оставая ни на шаг, и старалась не греметь камнями. Она умела ходить осторожно, и все ж не заметила сухой сучок, который под ее сапогом треснул так, что всполошилась кедровка. Противная птица заорала не своим голосом, снялась с дерева и понеслась сквозь чащу, будоража скрипучими воплями все живое вокруг.
Ирбек и Бырген остановились как вкопанные, обнажили ножи и некоторое время настороженно вглядывались в чащобу. Айдына затаилась среди камней, проклиная свой порыв проследить за шаманом и его помощником. Ведь если ее обнаружат, неприятностей не оберешься. За нарушение обета ее могли изгнать из улуса, не посчитавшись с тем, что она дочь бега.
Но мужчины успокоились и пошли дальше вверх по горе. Вскоре они очутились возле деревянного сооружения – несколько кольев стояло вкруг с наклоном друг к другу, связанные поверху арканом. Это и был остов шалаша, который Бырген сноровисто и быстро накрыл шкурами.
Теперь уж Айдына и вовсе не могла покинуть свой пост. Здесь, на вершине, всегда гулял ветерок, разгонявший кусачую мошкару, иначе ей не поздоровилось бы. Она легла на камни, хранившие солнечное тепло, и долго наблюдала за возней Ирбека и Быргена на поляне возле шалаша. И не заметила, как задремала.
Разбудил ее резкий звук – то ли скрежет железный, то ли лязг. Айдына в недоумении открыла глаза. Однако долго она спала. На поляне уже горел костер, разгоняя наползавшие со всех сторон ночные тени. Огонь трещал и плевался искрами, которые столбом поднимались к небу, где показались первые звезды. На траве, камнях, листве выступила вечерняя роса, и девочка почувствовала, что продрогла. Она сжалась в комочек, жалея, что не оделась теплее. Но кто знал, что ночь застанет ее на вершине Изылтах?
Костер разгорался все сильнее и сильнее, хотя Бырген уже не подбрасывал сухие ветки, а лязг, разбудивший Айдыну, перерос в звон бубенцов. Казалось, где-то поблизости бродит табун. И это немного успокоило Айдыну. Тут из шалаша появился Ирбек. Его одежда из шкуры сохатого – длинная рубаха и штаны – была увешана железными бляхами, колокольцами и бубенцами, которые громко звякали, бренчали, бряцали друг о друга при каждом шаге шамана. Почему-то ночью они звучали громче, чем днем. Голову шамана венчала шапка с множеством орлиных перьев, а впереди, словно рога, торчали два длинных черных пера. Лицо Ирбека полностью скрывала бахрома из разноцветных лент. Сквозь нее хорошо видны огонь и духи, а вот люди совсем не видны.
Айдына очень удивилась, когда увидела, что Ирбек вышел на поляну с черным бубном. Вот почему он решил камлать в одиночку. Сегодня он будет встречаться с божествами Нижнего мира, а это чревато для обитателей Среднего мира. Можно даже поплатиться жизнью за излишнее любопытство.
Девочке стало страшно. Мало того, что она полезла на Изылтах против обычаев своего рода, – ими она и раньше пренебрегала, но, вдобавок ко всем неприятностям, оказалась свидетелем тайного камлания. Одно успокаивало: шаман ее до сих пор не услышал и не увидел, несмотря на обилие ушей и глаз, нарисованных на перьях. Так, может, его проныры-тёси тоже ее не заметят?
Бырген вынес из шалаша пиалу с горячей водой – над ней поднимался пар, поднес ее Ирбеку. Шаман выудил один за другим из пиалы три черных ошметка, Айдына не разглядела, что это, и, медленно разжевав, съел. А затем обрызгал оставшейся водой бубен, колотушку, плеснул в огонь. И тут она поняла, что сделал Ирбек. Прав был Киркей, когда называл Ирбека черным шаманом. Только черные шаманы жуют мухоморы, чтобы встретиться со злыми духами. Именно тогда, когда хотят наслать порчу или мор на людей и животных, вызвать духов болезней, послать лесной или степной пал. Но что задумал Ирбек? Что его заставило обратиться к нечистой силе? Размышляя, Айдына не забывала следить за шаманом, но вот когда исчез Бырген, проглядела.
Пламя костра отнимало у ночи лишь крохотный клочок пространства. Темнота вокруг сгустилась настолько, что, казалось, ткни в нее ножом – и потечет черная кровь огромного безликого существа, поглотившего все вокруг. Совсем близко, почти над головой закричала ночная птица, и на кривую лиственницу, росшую возле шалаша, опустился крупный филин. В его круглых глазах отражалось пламя костра.
От страха у Айдыны зуб на зуб не попадал: первый дух пожаловал. Ишь, как головой крутит! Непременно сейчас увидит, кто там прячется в кустах. Но филин покрутил головой, покрутил, да снялся вдруг с ветки и полетел дальше по своим делам. Айдына вздохнула с облегчением и поцеловала нож, который на всякий случай вынула из-за голенища. Вероятно, филин просто испугался ее верного и надежного защитника.
Ирбек же не обратил на птицу никакого внимания. Задирая то правую, то левую ноги, он трижды обернулся против солнца, тем самым подтвердив подозрения Айдыны. Ирбек и впрямь вознамерился общаться с демонами Нижнего мира – злым и коварным Эрликом и его уродливыми подручными.
Но тут Ирбек сильно ударил в бубен, и Айдына замерла. А шаман, тихо и мерно стуча колотушкой, зачастил, зачастил, прерывая эти быстрые удары одним мощным. При этом он что-то злобно бормотал себе под нос, выкрикивая с каждым сильным ударом:
– Эйииир! Аляс-аляс!
Следом шаман прокричал кукушкой, потом раскаркался вороном, а его кружение вокруг костра все убыстрялось и убыстрялось. Перед глазами мелькали разноцветные ленты, нашитые на рубаху Ирбека, брякали бубенцы, глухо и угрожающе гудел бубен. Удары раздавались чаще, чаще, ритм их неуловимо менялся… Ирбек уже вопил не своим голосом: визжал нестерпимо, хрипел, выл, задрав голову вверх, или утробно рычал, склонившись почти до земли. Кружась вокруг костра, он то бросался резко из стороны в сторону, то приседал, то подскакивал, то размахивал колотушкой, как плетью, словно подгонял строптивого коня…
Айдына почувствовала, как комок подступил к горлу. Она едва не рыдала от страха, но из последних сил сдерживалась, опасаясь выдать себя. И вдруг будто черная птица пронеслась над костром, отсекая крыльями огонь. Всего на мгновение заволокло окрест густым мороком, а когда он растаял, Ирбек исчез. Вместо него вертелся вкруг костра темный вихрь, из глубин которого раздавался низкий грозный рокот. Так ворчит дальний гром или грохочет обвал в горах. Вспыхнули в небе зарницы, осветили поляну синеватым мерцающим светом. И в этом всполохе открылся ее взору ирбис – белый, с черными пятнами. Он лежал, вытянув передние лапы, на камне и не сводил взгляда с Айдыны.
Девочка схватилась за нож. Знала она, что трогать ирбиса нельзя. Не то что убивать, даже повышать
