они себя называют — первачами? Скитниками? Да, по мне, они скоты первейшие! Ненавижу!
— Он нужен нам! — произнес майор Гузенко.
— Это вам он нужен! Экспериментаторы долбанные… — побагровел генерал, остановившись перед майором. — А мне он на хрен не сдался! Я давно предлагал еще разок жахнуть по этой Полосе. А вы тут… Подавай вам сталкеров гребанных!..
— Я не стану с вами сотрудничать, — твердо произнес Тихон.
— Что?! — повернулся ко нему генерал. — А ну-ка Верховцев, покажите ему, как надо разговаривать…
— Я вам не подчиненный! — сказал Тихон, чувствуя жар протеста.
— Остыньте немного, голубчик! — забеспокоился Верховцев и, заметив, что Тихон пытается встать, крикнул: — Стойте! Не надо!
Тихон хотел подняться с кресла, но вдруг ударило в голову, и как будто ноги отнялись. Над головой что-то загудело. Вероятно, колпак.
Вот, блин, попался! Конечно же, это пыточное кресло, и никаких пристяжных ремней не надо, научно- технический прогресс ведь не стоит на месте…
— Что вы делаете!.. — еле выговорил Тихон, смотря на Верховцева. Губы и язык онемели, как после укола обезболивающего, и он больше не мог произнести ни слова.
Он вновь попытался встать, от натуги зажмурив глаза, и ему показалось, что они вчетвером навалились на него, так стало тяжело. Но где-то краем сознания ощутил, что на самом деле, кроме Верховцева, никого рядом нет. Это, вероятно, так действует кресло…
Провода!..
Он повернулся к столу, за которым сидел доктор, но, как ни силился, не смог дотянуться до проводов. Правда, сумел ударить ногой стол, на котором стоял аквариум. В аквариуме что-то треснуло, плеснуло через край, а затем стеклянная конструкция повалилась на бок и с грохотом ударилась об пол.
Превозмогая наваливающийся обморок, Тихон искал силы внутри себя. Вернулось второе зрение, он увидел фигуры уставившихся на него людей и понял, что для них, полагавшихся на особенное кресло, неожиданна его способность сопротивляться.
Рука, нацеленная на провода, сдвинулась с места.
— Зря вы так, господин генерал! — словно из колодца услышал он голос Храмцова. — Если он вырвется, нам не поздоровится!
— Так сделайте же что-нибудь! Верховцев!
— Я, конечно, могу дать максимум, — откликнулся доктор. — Но мы рискуем его потерять!
— Я сказал, действуйте! Жить захочет — выживет!
А Тихон все тянулся к проводам.
— О нет! Не помогает! Остановите его!
Верховцев истерически завопил. Майор и Храмцов кинулись к нему на помощь, но и втроем они не в силах были остановить его руку, превратившуюся в железную клешню и неотвратимо двигавшуюся к развесистой косе проводов.
— Электрошокер! Скорее! Дайте его мне! Там, в тумбочке, за стеклом! — закричал Храмцов. — Скорее! Будет поздно…
— В таком состоянии у него может остановиться сердце!
— Зато сами останемся живы!..
Тихону почудилось, что тело его взорвалось, едва он ощутил, как невидимая молния десятками тысяч вольт ударила в шею. После этого сознание его окончательно выключилось, и он погрузился в черноту.
«Тихон!..» — еле слышно позвал его кто-то.
Злотников с трудом разлепил веки и не сразу (еще не исчез туман в глазах) узнал нависшую над ним рыжую физиономию.
— Алекс?! Ты что здесь… — ему показалось, что он не слышит собственного голоса. А тут и в ушах зазвенело так больно, что Тихон зажмурился.
Когда немного отпустило, он снова услышал голос Алекса.
— Ну что, очухался, приятель?
Тихон во все глаза разглядывал друга. Одновременно рождалось чувство, будто под черепной коробкой шевелится что-то живое, будто черви или жуки беспрепятственно лазают между извилин, щекоча и зудя до невыносимости. Он схватился за голову, сдавил виски, чтобы избавиться от неприятных ощущений, но постепенно осознал, что никаких насекомых в голове, естественно, водиться не может, а это кто-то копошится в его сознании. Разумеется, Алекс.
— Как ты здесь оказался? — спросил он.
— Долго рассказывать…
Тихон поморщился. Голова кружилась и слабость растекалась по телу.
— Похоже, этот Храмцов меня вырубил.
— Ты уже общался с ним? — спросил Алекс. — Ну что же, рад тебя приветствовать, коллега! Добро пожаловать в ад! — он усмехнулся.
— Значит, мы снова вместе? Почему?
— Не совсем вместе. Впрочем, ты скоро поймешь, о чем я. Но ты прав. Мы оба с тобой уникальны, — произнес Алекс. — Оба выбрались живыми из Полосы. Я раньше. Ты позже. Они тебе уже рассказывали о том, что ты здоровее всех живых?
— Здоровее? — Тихон кисло улыбнулся. — До сих пор подняться не могу.
Он вспомнил про колпак над головой.
— Там кресло было…
— Радуйся, что не «испанское», — рассмеялся Алекс. — И что яйца снизу не поджарили.
— Что же смешного? Оно реально не позволило мне подняться. Какое-то излучение. Что они хотят? Подчинить себе?
Эджертон задумался. Но вся его серьезность продолжалась лишь несколько секунд. Вернулась привычная ухмылка и хитрый прищур.
— Что-то типа того, — ответил он.
— И все-таки странно, что именно мы с тобой попали в число избранных. Не кто-нибудь, а старые друзья.
— Вовсе не странно. Вспомни аварию на прииске. Почему случилось именно так, что из всех наших лишь мы с тобой выжили? Наверное, неспроста. Что-то есть внутри нас такое. Да, пожалуй, и раньше было.
Голова у Тихона опять закружилась, и появившиеся в глазах черные мухи мешали хорошенько разглядеть все вокруг. Но он заметил, что эта камера другая — не та, в которой он сидел раньше. Более комфортная, похожая на больничную палату. Унитаз и раковина отделены перегородкой-ширмой, вместо нар — кровать с мягкими тюфяками, и главное — приличного размера окно, сквозь которое пробивался яркий солнечный свет.
— Неплохая конура, — удивился он.
Алекс придвинулся к Тихону.
— Ты устал, наверное! — сказал он, как показалось Тихону, излишне настойчиво. — Тебе нужно прилечь.
Тихон снова лег на кровать и уставился в потолок.
— Они тебе рассказывали что-нибудь о Полосе? — спросил Алекс.
— Нет.
— Совсем ничего?!
— Может, ты восполнишь этот пробел? — сказал Тихон.
— Закрой глаза! — сказал Алекс.
Тихон подчинился.
— А теперь попробуй мысленно обратиться ко мне.
— Как это?
