буржуазного брака или профессиональной карьеры — не только материальная, но и психологическая — стала грустной темой в его работах.
Избранная Фрейдом специализация была пограничной областью взаимодействия психики и тела. Его ранние исследования касались анатомии нервной системы; в его медицинскую практику входили случаи как физических, например при церебральном параличе, так и психических нарушений, без очевидной телесной травмы, как, например, обстояло дело с молодой женщиной, которая навязчиво мыла руки. Между этими двумя крайними случаями, однако, врачи сталкивались с запутанной смесью истерических и нервных симптомов, вызванных неизвестным сочетанием психических и физических факторов. Часто врачи не могли согласиться между собой, являются ли симптомы настоящими, притворными или даже выдуманными. Это стало предметом публичного обсуждения, которое началось из-за судебных претензий людей, попавших в железнодорожные аварии и требовавших финансовой компенсации: они часто страдали от серьезных болей, хотя никаких видимых физических причин не было. Примечательно, что эта боль демонстрировала удивительную способность уменьшаться вслед за получением финансовой компенсации. Над этим легко посмеяться, однако даже скептики вынуждены были столкнуться с настоящими страданиями. Пациенты, и мужчины и женщины, болели также неврастенией; этим новым термином обозначали такие симптомы, как утомление, слабость, потерю воли, сверхчувствительность к свету или шуму, головные боли. Истерические симптомы выглядели чрезвычайно драматично: и мужчины, и женщины демонстрировали паралич различных частей тела, галлюцинации, навязчивые действия, опустошающую тревогу.
В этом мире пограничных расстройств реакции медиков были столь же неоднозначны, сколь и сами симптомы. Многие медицинские авторитеты — такие как Теодор Мейнерт (Theodor Meynert, 1833–1892), под началом которого в психиатрическом отделении Венской больницы общего типа работал Фрейд, исходили из физикалистского подхода. Они считали физиологические исследования передовым краем научной медицины, а все «подлинные» болезни — имеющими изначально физическую природу. Это оставалось верным даже для тех случаев, когда симптомы были только функциональными, т. е. проявлялись как нарушения активности тела без видимых органических повреждений. В своем исследовании афазии (потери речи) Фрейд применил этот медицинский подход в усложненном виде, рассматривая функционирование мозга с эволюционной точки зрения. Он соотнес тип и степень потери речи с поражениями различных отделов мозга, формировавшихся на разных этапах эволюции. Однако в это же время, в 1886 г., Фрейд уже открыл свою частную практику и, чтобы она была успешной, ему нужно было разбираться в головоломных случаях и искать пути исцеления. Он был готов экспериментировать, предлагая наряду с традиционными (покой и электротерапия) новые способы лечения, такие как гипноз и кокаин. Как ученый он страстно стремился к тому, чтобы под путаницей симптомов увидеть систему причин и следствий. Решение возникающих в ходе этой практики терапевтических и интеллектуальных задач и дало начало психоанализу.
В начале своей врачебной карьеры Фрейд получил эмоциональную, интеллектуальную, финансовую и практическую (направление к нему пациентов) поддержку от Йозефа Брейера (Josef Breuer, 1842–1925), преуспевающего венского врача. Среди пациентов Брейера была Берта Паппенхайм (Bertha Pappenheim), в медицинской литературе известная как Анна О. Ее история была первым психоаналитическим случаем, описанным в совместной работе Брейера и Фрейда «Исследования истерии» (Studien tiber Hysterie, 1895). У Анны О. было две личности: одна нормальная, хотя и печальная, другая — болезненная, возбужденная и взволнованная; во втором состоянии Анна видела галлюцинации в виде черных змей, страдала параличом одной руки и говорила на особом языке, без общепринятых грамматических правил. На одной из стадий терапии Брейер смог переводить ее из одного состояния в другое, показывая апельсин. Пребывая в возбужденном состоянии, она впадала в своего рода самогипноз, и Брейер обнаружил, что если он поощряет ее воспоминания вслух, это имеет некоторый терапевтический эффект. Эта творческая пациентка называла такую беседу «прочисткой труб», тогда как доктор описывал это как катарсис [80, с. 30]. В той версии истории, которую распространял Фрейд, — возможно, не вполне верной, — пациентка влюбилась в своего врача, и у нее возобновились симптомы; когда Брейер это понял, он разорвал с ней отношения. Правдива или нет эта история, она позволяет понять, как извлечение из памяти Анны О. утраченных ею воспоминаний побудило Фрейда создать теорию бессознательного, и как зарождение у пациента чувств к своему врачу помогло сформулировать понятие переноса — использования эмоциональной энергии взаимоотношений между пациентом и врачом в терапевтических целях.
Для того чтобы прийти к психоанализу, Фрейду потребовалось десятилетие, в течение которого он постепенно переходил от физического к психологическому объяснению мира его пациентов. В этот период оказались важны его опыты с гипнозом. Если на одной стороне всего спектра медицинских воззрений в 1880 -е гг. располагался физикализм Мейнерта, то гипноз как форма терапии занимал противоположную. Ведомый стремлением к исследовательской работе, Фрейд зимой 1885–1886 гг. получил стипендию для обучения в Париже и поехал в госпиталь Сальпетри- ер к Шарко, бывшему тогда на пике своей славы как невролог и пропагандист использования гипноза в качестве экспериментальной техники. Полученный там опыт стал решающим для Фрейда. Чтобы понять, как это получилось, надо вернуться к истории гипноза.
Хотя парижская научная и медицинская общественность в 1780-е гг. отвергла идеи Месмера, так называемый животный магнетизм продолжал вести бурное существование как альтернатива официальной медицине. В середине XIX в. в Британии, США, Франции и Германии, в связи с распространением спиритизма, интерес к этому феномену возобновился. Некоторые исследователи занялись психологическими характеристиками транса и так называемых состояний автоматизма, а также их потенциальным лечебным эффектом. Во Франции, в Нанси, местный врач Амбруаз- Огюст Льебо (Ambroise-Auguste Liebeault, 1823– 1904), а вслед за ним и ученый-медик Ипполит Бернгейм (Hippolyte Bernheim, 1840–1919), регулярно практиковали гипноз в качестве терапии. Они утверждали, что целительную силу гипноза можно использовать для лечения обычных людей с обычными болезнями. Однако решающий перелом в отношении медицинского мира к гипнозу произошел благодаря тому, что его применил, хотя и специфическим образом, Жан-Мартен Шарко (Jean-Martin Charcot, 1825–1893) в Париже. Клиника Сальпетриер, где работал Шарко, больше напоминала маленький город, чем больницу, и предоставляла для изучения широкий спектр нервных заболеваний. В то время, когда неврология превращалась в самостоятельную медицинскую специальность, Шарко предлагал свои описания болезней и вводил новые классификации со свойственным ему особым чутьем, которое сделало его медицинской знаменитостью. Он смело включил истерию в сферу своих интересов, убеждая своих коллег в том, что это истинное заболевание, а не притворство, а также использовал гипноз как способ вызывать истерические симптомы повторно и изучать их. И в Европе, и в США это привлекло значительное внимание. Гипноз с задворок медицины перешел в кабинеты врачей, и те стали применять его без риска быть обвиненными в ненаучное™.
Тем временем медики в Нанси, практиковавшие гипноз как терапию, критиковали весь подход Шарко в целом, и эта дискуссия только повысила популярность гипноза. Шарко, подобно Мей- нерту, искал физических объяснений. Он рассматривал истерию как патологию с физиологической основой и наследственным компонентом, а гипноз — не как терапию, а как экспериментальную и демонстрационную технику воспроизведения симптомов. Шарко и сам был демонстративным человеком; его лекции и его жизнь словно бы проходили на сцене. В отличие от Бернгейма, считавшего гипнотизм свойством нормальной психики, Шарко верил, что восприимчивы к гипнозу только душевнобольные. Вопреки физикалистским представлениям Шарко симптомы его истерических пациентов подчинялись не анатомическим или физиологическим закономерностям, а логике идей: истерический паралич, например, поражал те части тела, которые участвовали в одном выразительном жесте или позе, а не участки с одинаковой иннервацией. То, что у Шарко вызвало только любопытство, для Фрейда стало важным свидетельством того, что симптомы являются символическим выражением чего-то такого в психике пациента, о чем он сам не имеет сознательного представления. Известно высказывание Брейера и Фрейда о том, что «истерики в основном страдают от воспоминаний» [79, с. 7].
Тогда же, в 1880-е гг., и тоже во Франции, Пьер Жане (Pierre Janet, 1859–1947) исследовал феномен расщепления личности, по-видимому, имевший отношение к явлениям гипноза и транса. Идея двойника (Doppelganger), представление о том, что человек имеет тень, которая существует параллельно с обычным Я, противостоит ему или дополняет его и является источником опасности или вдохновения, имеет долгую историю. Жане ввел эту идею в медицину после того, как на протяжении многих лет изучал в больнице Гавра — города, где он тогда жил и преподавал философию, молодую женщину по имени Леони. Он нашел у
