бессознательные вытесненные процессы, как скрытую причину патологических симптомов (скажем, головокружения: о расстроенном человеке говорят, что тот «потерял равновесие»), сновидений и других повседневных явлений, таким образом подчеркивая иррациональную составляющую человеческой жизни, которую приверженцы рационализма привыкли игнорировать. Он пришел к выводу, что, хотя у нас нет непосредственного знания о бессознательном, оно всегда и везде является реальной силой, стоящей за троном рассудка. Психоанализ, считал Фрейд, — это ключ к его секретам.
Отложив исследования мозга на будущее и перейдя на психологический язык, Фрейд поставил себя в один ряд с поэтами, философами и духовными целителями. Это сделало его научную работу двусмысленной. Фрейд чувствовал, что направление, которое приобрела его работа, начинало отделять его от медицинского сообщества, несмотря на то, что он имел вполне достойную, хотя и не блестящую, репутацию эксперта по истерии и нервным заболеваниям. Однако с выходом в свет «Толкования сновидений» и других книг он приобрел другую, немедицинскую аудиторию, оценившую остроумие, стиль и проницательность, с которыми он писал об обыденной жизни, а некоторые читатели восприняли его книгу как откровение. Фрейд показал такую психологию человеческой природы, которая не была беспомощной перед лицом эмоциональных нужд, как экспериментальная психология, или неправдоподобной, как теология. Он писал рассказы об индивидуальных случаях, как романист, раскрывая значение того, что говорили его пациенты, и обучая читателей языку описания и объяснения их собственной жизни. Вот два примера для контраста. Эббингауз в 1880-е гг. проводил экспериментальное изучение памяти, в котором испытуемому (сначала это был он сам) предъявлялся бессмысленный набор слогов. Эмиль Крепе- лин (Emil Kraepelin, 1856–1926), автор учебника по психиатрии, которым пользовалось все поколение Фрейда, записывал высказывания своих пациентов, но рассматривал их как симптомы дезорганизации, а не как осмысленную коммуникацию. Фрейд, напротив, считал, что любая речь имеет значение: мы никогда не запоминаем то, что не имеет смысла, и не высказываем вслух того, что не является сообщением. О том же свидетельствовал и выбор слова «толкование» в названии книги о работе сновидений. Книга была полна предположений о причинных механизмах, объясняющих форму и содержание снов; в то же время она истолковывала тот смысл, который сновидения имеют для отдельных людей в частности и для человеческого бытия вообще. Фрейд в одно и то же время давал объяснение снам и указывал на психические глубины, перед которыми бессилен язык причинно-следственных связей: «При толковании мы замечаем, что там имеется клубок мыслей, который не внес никаких новых элементов в содержание сновидения. Это пуповина сновидения, то место, в котором оно соприкасается с непознанным» [31, с. 369].
Обобщая на основе частных случаев, Фрейд следовал методу, принятому в клинической науке. Тем не менее его работа была исключением в том смысле, что на этой основе он построил общую теорию психологии. Он не ограничился созданием медицинской теории неврозов, а использовал эту теорию как отправную точку для построения всеобъемлющей концепции психики. Симптомы истерии привели его к бессознательному, знание о бессознательном — к понятиям сопротивления и вытеснения, а объяснение этих феноменов — к пресловутой теории сексуальности, описывающей детское развитие и объясняющей значение сексуальных чувств. Позднее он пошел еще дальше, сформулировав предположения о наиболее общей структуре и динамике психики, и на этой основе дал спекулятивную интерпретацию морали, культуры и религии. В этом была определенная бравада. Однако с исторической точки зрения важны не истинность или ложность этих положений, а то, что это создало психологии исключительный авторитет в вопросах человеческого бытия. У Фрейда история гувернантки мисс Люси Р., ощущавшей запах подгоревшего пудинга, переплеталась с темой секса и с философскими проблемами смысла жизни. Это привлекало такую широкую аудиторию, какую не смогло бы дать никакое количество исследований запоминания бессмысленных слогов или поведения крыс в лабиринтах.
В начале XX в. существовало распространенное мнение, что Фрейд делает акцент на сексе в ущерб всему остальному. Подобная репутация, без сомнения, говорит о том, что многие люди приписывали именно фигуре Фрейда большую роль в перемене нравов. Изменения в отношении к половой жизни произошли, конечно, не только благодаря Фрейду, хотя его имя стало синонимом подхода к жизни, считающего сексуальность источником человеческой мотивации. Сам термин «сексуальность» вошел в обращение как раз тогда, когда появились работы Фрейда: в конце XIX в. многие врачи, учителя, антропологи, писатели и моралисты фокусировали свое внимание на сфере пола. В их число входили коллега Фрейда психиатр Альберт Молль (Albert Moll, 1862–1939), делавший акцент на детской сексуальности; другой его коллега, Ричард фон Крафт-Эбинг (Richard von Krafft-Ebing, 1840–1902), классифицировавший сексуальные расстройства; Артур Шницлер (Arthur Schnitzler, 1862–1931), венский писатель, изображавший буржуазный брак как трагедию, разрушающую сексуальность в браке и делающую невозможным наслаждение сексуальностью вне брака; Густав Климт (Gustav Klimt, 1862–1918), лидер группы «Сецессион» — молодых художников, отошедших от академического искусства и привносящих прямой эротизм в свои картины; Рихард Штраус (Richard Strauss, 1864–1949), композитор, поставивший в 1908 г. оперу «Саломея» с ее неистовым и откровенным изображением сексуальности. И это только в Вене. В Англии Хэвлок Эллис (Havelock Ellis, 1859–1939) начал публикацию своей энциклопедической серии «Исследования психологии пола» (Studies in the Psychology of Sex, в 7 томах, 1897–1928); в США Холл обращал внимание родителей и учителей на подростковый возраст, и именно по его приглашению Фрейд и Юнг пересекли Атлантику, чтобы прочитать курсы лекций.
Брейер отмечал в совместном с Фрейдом исследовании истерии, что «большинство тяжелых неврозов у женщин начинается в супружеской постели» [80, с. 246]. Как свидетельствовали новеллы Шницлера и истории пациентов Фрейда, это не было праздной шуткой. Фрейд сформулировал свою сексуальную теорию, пытаясь понять, что именно его пациенты подавляют и переводят в бессознательное содержание психики. Его исследования привели его к тому, чтобы искать истоки симптомов скорее в детстве, чем в текущих обстоятельствах. Когда его пациенты на кушетке свободно ассоциировали, они часто демонстрировали сопротивление — отказ или невозможность следовать за какой-то идеей в определенном направлении. Фрейд обнаружил, что это направление имело сексуальное содержание. Некоторое время он думал, что это содержание идет от травматического опыта, и сделал вывод, что его пациенты подвергались в детстве совращению или жестокому обращению. Боль от таких случаев якобы похоронила память о них в бессознательном, пока в подростковом или во взрослом возрасте определенные переживания не высвободили энергию этой погребенной памяти и не превратили ее в симптомы. Затем, в 1894 г., у Фрейда началось то, что было названо творческой болезнью, которая привела его к самоанализу. Через изучение собственной сексуальности, так же как и через пересмотр отчетов своих пациентов, он пришел к убеждению, что множество воспоминаний о детском совращении в реальности являются воспоминаниями о фантазиях. Из этого следовало, что маленькие дети обладают сексуальными чувствами, которые выражаются, а позже подавляются, в их взаимоотношениях с родителями. Чтобы разобраться в материале снов, Фрейд построил общую теорию сексуального развития, в которую для характеристики отношения ребенка к родителям ввел понятие Эдипов комплекс, а также представление о последовательной смене оральной, анальной и генитальной зон тела в качестве источника удовольствия. Фрейд старался писать объективно и научно даже на такие волнующие темы, как желание маленького мальчика спать вместе с мамой. Он отрицал обвинения в склонности во всем видеть секс и верил, что, как и любой ученый, он просто стремится найти причину, корни наблюдаемых явлений, — и не его вина, что эти корни лежат в сфере пола.
Говоря об этом этапе размышлений Фрейда, стоит отметить несколько моментов. Во-первых, предположив о существовании энергии инстинктов, он уделял мало внимания тому, что она собой представляет; его больше занимал вопрос о вытесненном содержании бессознательного. Во-вторых, в своих рассуждениях о детской сексуальности он представлял эту энергию, либидо или «силу, стоящую за сексуальным стремлением» скорее в широком смысле, как стремление к удовольствию, чем как секс в узком понимании [73, с. 469]. В-третьих, он усвоил умозрительные представления, распространенные в биологии XIX в., о наследовании благоприобретенных черт или о существовании групповой психики, полученной от прародителей. Эти идеи, становившиеся все более и более старомодными, Фрейд сохранил до конца жизни. В-четвертых, он был чрезмерно занят мужской сексуальностью, хотя значительное число — возможно, даже большинство — его пациентов были женщинами, и он был близко знаком с проблемами женской сексуальности. Фрейд никогда не подвергал сомнению мужское понимание сексуальности, и это слабое место его концепции стало объектом критики в 1960-е и 1970-е гг. Наконец, акцент на сексуальности вовсе
